Несколько недель подряд Жора давал объявления в «Вечёрке»: «Симпатичный и обеспеченный мужчина среднего возраста ищет подругу жизни еврейской национальности, любительницу путешествовать».
Но никто не откликался.
— Пока я сидел, их всех разобрали, — сетовал Жора. — Знаешь, сколько сегодня стоит фиктивный брак с еврейкой? Десять тысяч!.. И сумма с каждым днём растёт — грузины взбивают цену.
— Он стал посещать синагогу, примеряясь к принятию иудаизма.
— Мы договорились: я принимаю обряд, а они мне обеспечивают вызов, — сообщил Жора двоюродному брату Тэзы Алику Розину, пригласив его в кафе, чтобы посоветоваться.
— А если на таможне потребуют предъявить телесные доказательства? — с самым серьёзным видом спросил Алик.
— Неужели могут? — испугался Жора, которого от постоянных переживаний покинуло его природное чувство юмора.
— Это естественно, иначе все рванут. Придётся тебе делать обрезание.
— Ой! В пятьдесят лет — это больно!
— Конечно, я мог бы прийти и предъявить за тебя, — на полном серьёзе предложил Алик, — но вдруг они поставят штамп, чтоб нельзя было использовать дважды. А я ведь тоже собираюсь, тогда меня не выпустят.
Не выдержав собственных измышлений, Алик рассмеялся. Но Жора даже не улыбнулся.
— Кончай пугать, всё равно я резать не дам, не стану рисковать: ведь от обрезания до кастрации — один взмах… Придется ехать и покупать национальность.
— А где этим торгуют?
— В Махачкале. Там есть один тихий кооператив, который плодит евреев.
Назавтра он улетел. Вернулся через неделю и прибежал к Алику похвастаться своим новым паспортом.
— Смотри: я уже не Георгий Семёнович, а Георгий Соломонович!
— Пошёл вон, жидовская морда! — крикнул Алик, и Жора счастливо рассмеялся.
Через месяц он получил вызов, ушёл с работы, подал документы в ОВИР и стал готовиться к отъезду.
Отъезжающие были похожи на гончих псов: Где дают?.. Что дают?.. Когда?.. По сколько?.. И выстраивались очереди, и шла перепись, и отмечались по утра и вечерам. У каждой семьи за прожитую жизнь было что-то накоплено, плюс деньги, полученные за распродажу имущества: машины, холодильника, телевизора, табуреток… У одних — набегали тысячи рублей, у других — сотни, но всех их надо было во что-то «вложить», ибо обменивали гроши. Поэтому скупали всё подряд: упакованную мебель, которую отправляли не распаковывая, металлическую посуду, хохлому, ковры… Прошёл слух, что за границей ценится советская оптика — все ринулись скупать фотоаппараты, бинокли и даже подзорные трубы.
Следующим этапом была отправка багажа. На товарной станции стояли бесконечные очереди, чтобы получить талоны с датой отправки. Потом очереди за контейнерами, за деревянными ящиками и картонными коробками для упаковки вещей… Очереди за билетами на поезд или самолёт, очереди на обмен валюты… Когда одного из эмигрантов спросили, какое его самое яркое воспоминание о покинутой Родине, он ответил: «Затылок впереди стоящего человека».