Командирша задумалась. Кажется, я попала в точку. Теперь-то она уступит. Ее давно достали все эти клички. Но с другой стороны, кто же поддержит маму, если не она. Нет, еще рано радоваться. Ей не нравится моя шутка. Новая отговорка: мама испугается.
— Вот и здорово! Иначе какая же это будет шутка?
Ну да, чем глупее розыгрыш, тем скорей в него поверят, а чем сильнее разыгранный струхнет, тем смешнее!
Даже Ив Мурузи[1] сказал в новостях, что в Париже рухнула Эйфелева башня! То-то переполох поднял, представляете? Вот смеху было, когда он сказал в конце: «Дамы и господа, я приношу вам свои извинения за пережитое волнение — с первым апреля!»
О-ля-ля! Ну и умора!
— Над мамой не шутят.
Она посторонилась. Значит, мне можно позвонить и кого-нибудь разыграть. Значит, нельзя больше называть ее Ушки-на-макушке. Значит, разыгрываем кого-нибудь другого, не маму. Обидно. С мамой этот розыгрыш удался бы лучше всего, уж точно.
— Тогда Анжелу?
Она больше не проронит ни словечка.
Если позвоню я, тетя может догадаться. Тетя Анжела — она не такая, как мама.
— Лучше ты позвони.
У одних людей прямо на лбу написано — «шутник», а у других всегда серьезный вид. У моей старшей сестры в ее двенадцать лет вид серьезнее, чем у взрослых. С таким видом да еще в двенадцать лет только и устраивать розыгрыши. Кто угодно купится!
Она даже не отвечает. Мотает головой вправо-влево секунд пять. У меня так и вертится на языке: «Смотри, а то и по серьезной физиономии схлопотать можно!» Все эти пять секунд я гляжу на нее и думаю: «Повезло тебе, что ты под защитой властей».
— Подлиза.
— Ага, подлиза.
— А ты перестань повторять за ней всякие глупости!
— Ничего я не повторяю!
— Нет, повторяешь! Повторюшка!
Так ее, старушка, так ее, покажи, кто тут командирша, а кто рядовой.
— А почему ты не позвонишь? Ты у нас самая маленькая, Анжеле и в голову не придет, что это шутка!
У младшей делаются круглые глаза. Можно подумать, учительница на уроке попросила ее сосчитать материки.
— Ну? Позвонишь?
Младшая приосанилась. Раздумывает для вида, хочет показать и командирше, и ее сопернице, что она тоже человек Откашливается. Если она скажет «нет», командирша будет ею гордиться, но какой с того прок? Если согласится, я несколько часов буду ее обожать. Она станет героиней!
Торжественным кивком головы рядовой дает согласие. Он готов сыграть шутку. Браво! Я знала, что ты не такая дура, хочется мне ей сказать. Но я не скажу — она все равно ни фига не поймет.
Ее тихий, приглушенный голос еле слышен. Моя младшая сестра не говорит, а бормочет.
— Хорошо.