— Ты… ты… — просипела она.
— Ага… я…
Уже из последних сил активировал поток. Посох превратился в раскаленный прут, потом и вовсе полыхнул, словно маленькое солнце. Я отшатнулся. Хоть и понимал, что моя же магия не причинит мне вреда, даже пальчика не обожгу, но рефлексы, рефлексы… Жуткий предсмертный вой оглушил меня, заставил упасть на колени, зажать уши. Но все равно в глазах двоилось, а сердце не знало, что безопасней — то ли в пятках отсидеться, то ли вовсе сбежать от этого полоумного…
Вспышка на мгновение ослепила меня. А когда зрение вернулось, я увидел: все кончено. На полу кучка черного пепла, в середине стоит обугленный, истлевший посох. Вот и пришел конец моему оружию.
Я постарался встать, но ноги не держали. Завалился набок, кое-как отполз в сторону. Навалилась слабость, похоже, я действительно себя истощил. Ни магии, ни сил не осталось. В голове пусто, словно в бочке из-под квашеной капусты. Даже страх куда-то подевался. Усталость притупила все ощущения.
— А вот сейчас должен явиться настоящий злодей, — проворчал я, — и прикончить ослабевшего героя. Это называется драма. Хотя какой из меня герой?
— А если злодей не будет добивать героя? — прошелестел надо мной тихий голос.
— Тогда вообще Мрон знает что получается, — скривился я.
Он материализовался рядом со мной. Высокий, сухощавый, черноглазый и черноволосый, нос с горбинкой, взгляд усталый, грустный. Присел, задумчиво посмотрел на меня.
Я отодвинулся, опасливо глянул: а вдруг кусаться начнет, как та тварь. Хотя, если и начнет, я все равно сделать ничего не смогу, меня сейчас и котенок на обе лопатки положит.
— Действительно, Мрон знает что… — он смущенно улыбнулся, — но нам выбирать не приходится. Это ведь не книга и не пьеса… тут все через… гм… ну ты понял.
— Ну да, — согласился я. — Но мы все стараемся жить по-книжному, ведь только в книгах есть герои без страха и упрека, только там есть абсолютное зло и вселенское добро…
— Но жизнь все равно не книга, — он одобрительно хмыкнул. — А ты понял мою мысль.
— На поверхности болталась, осталось ухватить, — я пожал плечами, поморщился: острая боль пронзила позвоночник. — Так что, есть не будешь?
— Ты невкусный, — уже открыто ухмыльнулся он.
— Твоя подружка так не думала, — я поежился, оглянулся на кучку золы у стены.
Он помрачнел, судорожно сжал кулаки, черты правильного лица заострились.
— Я любил, — тихо произнес он. — Но в тот день все пошло наперекосяк… Сыночек старосты воткнул мне нож в спину, а ее изнасиловали всей деревней, потом выжгли глаза… Я должен был отомстить! И отомстил.