Грязные башмаки зашвырнул в угол — до лучших времен. Отыскал в шкафу новые, что берег для больших праздников, обулся. Вроде бы все, можно идти. Вот только есть хочется. Я с тоской посмотрел на стол — сюда бы то великолепие, что вчера у Тоха лопал. Сглотнул слюну. Но дома рыскать бесполезно, разве что трехнедельной давности сухарик погрызть. Зелененький такой, весь в плесени…
Захлопнул дверь, ключ сунул опять-таки под горшок — самое надежное место, сбежал по лестнице. Внизу натолкнулся на хозяйку, молодящуюся женщину лет пятидесяти. Стоит, уперев руки в боки, разглядывает какое-то пятно на стене. Она хмуро глянула на меня, недовольно пожевала губами.
— Опять всю ночь где-то шатался, бездельник?
Я просочился мимо: останавливаться нельзя, а то найдет повод раскричаться.
— И вам здрасте, госпожа Свара!
— Подлизываешься, гаденыш… В комнате приберись, а то все завалено мусором!
— Обязательно, госпожа Свара!
Все маги — бездельники! — проворчала она со злостью.
Я выскочил на улицу, быстро пошел в сторону ремесленного района.
Гент потихоньку оживал. Спешили на работу мастеровые, рабочие, грузчики, маги… Слышались крики все еще сонных торговцев.
Город сам по себе небольшой, но компактный. Строили недавно, всего лет двести назад. Около Лугара мало залежей руд. А возить… зачем, если можно плавить и копать на месте, в столицу отправлять готовенькое? Здесь рядом Седые Горы, в округе много залежей угля, железа, прочих руд. Опять же гномьи поселения близко. И общем, сам боги велели строить город. Его и построили. Так родился Гент.
Строили сразу, по четким планам, сделанным лучшими архитекторами. Так что Гент не знает той живописной кривизны улиц и путаницы, что присуща древним городам. Дороги прямые, районы поделены на четкие квадратики. Заблудиться тут — верх глупости. Улицы вымощены гладким серым гранитом, везде масляные фонари. Почти все здания выполнены в едином стиле, нет броской пестроты и многообразия. Все функционально и прямолинейно.
По пути заскочил на базар, на последнюю мелочь купил у разносчиков пирожков с капустой. Хотелось уже не есть, а жрать. Пирожки оказались маленькие, а капуста кислая. Нет в жизни справедливости! Четыре пережаренных кусочка теста растворились еще в пищеводе. Желудок возмущенно булькнул, заворчал, что обманули. Вкусное показали, а накормить — не накормили. Я погладил живот, ласково сказал, что вечером обязательно покушаем. Кажется, поверил.
Спать тоже хотелось жутко. Я клевал носом на ходу и зевал с подвыванием. Веки тяжелые, в голове полный бардак: сказывается тяжелая ночка. Вот сейчас бы улечься на обочине и подремать. На твердом прохладном граните мостовой. Эх…