Древние тени (Муркок) - страница 4

О, Бессмертные Владыки, подарите и мне бессмертие.
Я – Налорна, которую любили отпрыски небесных богов.

Песню продолжил старческий мужской голос:

О, Налорна, как много тех, кто любил тебя,
Уже нашли свою смерть,
Уподобившись птицам, падающим от выстрела.
Сначала они поднимались в небо,
А потом падали вниз, распластав руки,
Сквозь небесный огонь, омывавший их бездыханные тела.
Вспомни, Налорна, вспомни ту ночь.

Затем снова раздался молодой мужской голос:

Десятъ раз, о, Налорна, пролетал в небесах тот флот,
Десятъ рук салютовали тебе,
Десятъ губ целовали десять гирлянд,
Десятъ трепетных вздохов опускались к тебе.
Ты же, преисполненная гордыни,
Вскинула руки и указала на юг.
Вспомни, Налорна, вспомни ту ночь.

Слушая песню, женщина старалась осмыслить ее слова, чтобы получить хоть какую-то информацию, но невидимые певцы снова перешли на незнакомый язык.

– Мама, – подал голос ребенок, озираясь по сторонам, – в песне говорится о большом воздушном сражении. Может, в этой битве погибли люди этого города?

– …без которого третий уровень бесполезен, – безапелляционно присовокупил чей-то голос.

Энергично встряхнув головой, словно желая отрешиться от наваждения и обрести ясность мысли, женщина, немного помедлив, ответила:

– Скорее, обитатели этого города сами себя обрекли на гибель, потакая своим порокам и непомерным желаниям. Все говорит об этом. В их гибели еще виновна сентиментальность. Песня – ее наследие, сродни звукозаписям, книгам, картинам – тому, что прежде называли «искусством».

– Но и у нас дома существует искусство.

– Очищенное, в прикладном виде. В Арматьюсе превосходные конструктора, строители, планировщики, а здесь мы видим только разгул фантазии, да еще нелепой и бесполезной.

– Ты не находишь в этом ничего привлекательного?

– Конечно, нет! Я уже давно избавилась от чувствительности. Да и потом, что здесь может привлечь? Не вызывает сомнений: жители этого города постепенно теряли разум, и теперь город напоминает об их судьбе. В каждом окружающем нас видении ощущается смерть. Этот город светится, как гнойник, а разве гниль привлекательна? Существование этого места перечеркивает весь наш труд, наши лишения, всю тысячелетнюю историю благородного Арматьюса.

– Выходит, я зря любовался этими чудесами?

– Тебе это простительно. Детей привлекает все необычное. Кто, кроме них, станет слушать часами скучные россказни выживших из ума стариков? Но если ты собираешься получить статус взрослого, то должен научиться смотреть на мир здраво. То, что ты сейчас видишь вокруг, – следы извращений и патологии, не раз ставивших человечество на грань вымирания.