– Не ведаю… не ведаю! Налетели из-за угла, по голове ударили. Думала, задохнусь…
Слова прервались всхлипом, и у царя повлажнели глаза.
– Ты, дева, вот чего скажи, – выступил вперед громогласный Бельский. – Ссильничали тебя лиходеи али не тронули?
– Нет! – выкрикнула она возмущенно. – Не тронули меня, Господом-Богом клянусь!
– Ах ты, лебедушка моя… – чуть слышно выдохнул государь, но тут же застыдился, отвернулся, пошел прочь на деревянных ногах.
– Не пойму тогда, – столь же громко удивился Бельский. – Коли девку не тронули, зачем же тогда голышом в ларь запихали? Али на сарафанчик польстились?
Богдан хохотнул своей шутке – но тотчас подавился смехом, увидав, как резко повернулся царь, какими безумными стали его глаза.
Годунов, которому, кажется, пришла в голову та же самая мысль, уже летел вперед, развевая полы легкого шелкового кафтана. За ним отмерял размашистые шаги Иван Васильевич, поспешал коротконогий Бельский. Ничего не понявшие иноземцы остались позади: прижавшись к стене, наблюдали, как рыжеволосая красавица выбирается из сундука, – и испытывали горячее желание начать свою жизнь в Московии с первородного Адамова греха.
Возле самой двери в царицыны покои Годунов замедлил бег: все же опомнился, пропустил государя вперед. Однако и он, и Бельский ввалились в светлицу сразу же следом, шаря кругом пронзительными взглядами.
После захода солнца вышивальщицы не работали – чего попусту очи портить? – поэтому комната была пуста. Мужчины стремительно пересекли ее и ворвались в царицыну опочивальню.
Анница, лежавшая на кровати, испустила сдавленный крик. Она была одна, совсем одна.
– Где девки твои? – выкрикнул царь, подбегая к постели жены.
Анница выглянула из-под горностаевой оторочки одеяла:
– От… отпустила. Поспать захотелось мне…
– Поспа-ать? – грозно протянул Иван Васильевич, окидывая взором темные углы опочивальни. – А придверница твоя где? Рыжая, с косой?
Анна Алексеевна в новом приступе изумления даже высунулась из-под одеяла:
– Да где же ей быть, милый мой сударь? Чай, у двери сидит, караулит.
– Нету там никого, – мрачно мотнул головой Иван Васильевич.
– Как так нету? – не поверила царица. – Да что тебе в ней, скажи на милость?
Не отвечая, Иван Васильевич перемахнул покой, что было силы ткнул ногою тяжелую дверь.
В столовой комнате, под стенкою, горбилась на лавке тоненькая девичья фигурка. Вскинула голову, завидев вошедших; прижала тревожно руки к груди, вскочила. Взвилась змеей летучей тяжелая рыжая коса, перехваченная голубой лентою. Девушка метнулась через комнату – прочь, однако Годунов оказался проворнее: схватил ее за косу, дернул к себе… и громко ахнул, когда рыжий волосяной жгут остался в его руке.