— Это похоже на Петтикоут-Лейн,[5] — говорила она, смеясь и глядя через плечо на Поля. Если подует ветер, торговец губками наверняка улетит.
— Тебе весело? — Он улыбнулся и подошел к ней поближе.
Она кивнула; Плака обладала особым веселым очарованием, против которого невозможно устоять, и теперь Поль, схватив ее перемазанные липким арбузным соком пальцы, крепко держал их, пока они взбирались по неровным ступеням и проходили мимо таверны, где преисполненные чувства собственного достоинства старики сидели с бокалами вина или чашечками турецкого кофе и перебрасывались греческими словами, так что казалось, будто они ссорятся.
Мимо них со стройными дочерями проходили греческие матроны. Много было красивых молодых мужчин с черными усами, в большинстве своем одетых в зеленую военную форму. Когда Домини взглянула на Поля, он сказал, что военная служба в их стране обязательна, и она заметила, как по его лицу скользнула тень. Казалось, шрам на мгновение стал более заметным, потом он отвел взгляд в сторону, на магазинчик, и она больше не видела его глаз. Темные очки лежали в кармане рубашки, так как не были нужны: здесь жестокое солнце заслонялось бесчисленными крышами домов и магазинов.
Он остановился в дверях сумеречного магазинчика, где рябили связки ярких вышитых шлепанцев, плетенных из соломки сумок и гирлянды греческих четок над сверканием подносов с брошками и серьгами.
— Позволь купить тебе сувенир в память о нашем посещении Плаки, — сказал Поль и склонился над подносами с побрякушками. Из глубины магазинчика вышел мужчина в тюрбане и стоял, наблюдая, как Поль выбирал пару сережек из ляпис-лазури в форме сердечек. Они были просто очаровательны. Поль спросил о цене, и заплатив, отвел Домини в ближайшую подворотню и с серьезным видом вдел в уши крошечные голубые сердечки.
Она встряхнула головой, чтобы почувствовать их у себя на ушах.
— Они очень милы, Поль. Я в них чувствую себя, как невольница из твоего гарема, — добавила она.
Но Поль не улыбнулся в ответ, он вдруг обхватил ее за талию, а другой рукой приподнял подбородок. Рот его был сжат так же твердо, как и рука, сжимавшая талию, а глаза сверкали ей в лицо тигриным желтым огнем.
— Ты на самом деле это чувствуешь? — спросил он тихим, но яростным голосом, — чувствуешь себя невольницей из гарема, чьи ласки покупаются за побрякушки? Домини беспомощно смотрела на него снизу вверх.
— Я просто пошутила… я не серьезно. — ответила она заикаясь.
— Подсознание часто говорит за нас слова, которые мы и не собирались произносить, — отрывисто заметил он.