Господи! Неужели мало она страдала? Пусть она умрет одна, только Татьяна! Но при чем тут та маленькая жизнь, которая недавно зародилась внутри нее? Он растет, этот хрупкий росток, там, внутри, и ничего не боится. Он знает, что мама защитит его от этого мира, от его зла, от его холода. Но мама не может защитить свое дитя, она замерзает сама! Может быть, она этим и спасет его... Пусть оно лучше и не родится... Никогда не увидит этого дерьма вокруг. Говорят, что неродившиеся дети становятся ангелами. Пусть так, пусть лучше сразу ангел, чем потом вот так умирать...
Татьяна окоченела. Машина легко покачивалась, подпрыгивая на ухабах. Внутри было темно, Тане неожиданно стало все безразлично. Она перестала бороться. Она уже не думала, не надеялась, что откроется дверь и ее освободят из этого ада. Ей просто нестерпимо захотелось спать. Глаза закрылись сами. Она пыталась их открыть, но ресницы, покрытые льдом от слез, тут же примерзли друг к другу, покрытые инеем веки отказывались слушаться. Татьяна знала, что спать нельзя, что это верная смерть, но бороться с собой она уже не могла.
И тогда она ясно увидела у себя над головой люк. Большой белый круг с ярким слепящим светом. Как будто она лежала в колодце. И Таня вспомнила, где, когда и с кем это уже было! Ей стала жутко до тошноты! Она захотела закричать, но с губ сорвался только хрип. Сиплый шипящий звук и слетающие с губ льдинки.
И все. Больше ничего не было. Просто она уснула. Как засыпала тысячи раз в своей жизни, с одной лишь разницей. Она уснула, чтобы никогда больше не проснуться.
15
Вечером Семен, подъехав к дому, осторожно огляделся, прежде чем выйти из машины. Ничего подозрительного. Всех людей, гулявших во дворе, Семен хорошо знал и видел уже тысячу раз. Если кто-то и сидит в засаде с двустволкой наперевес, то этого Семен, как ни смотри, не заметит. Семен захлопнул дверь машины и увидел, что его "SAAB" опять грязный. Семен поморщился. Он терпеть не мог ездить в грязной машине. И дело даже не в Антоне Сергеевиче и представительности его автомобиля, просто Семен ненавидел в жизни две вещи - грязную обувь и грязные машины.
Семен зашел в подъезд, на всякий случай сжимая в кармане рукоятку пистолета, и обнаружил у себя в двери записку. Сначала он хотел выбросить ее не читая, потому что именно таким образом с ним общались Алена с Инной, но потом решил все-таки посмотреть, что там. Он открыл дверь, зашел в коридор и включил свет. Записка была написана на обычной нелинованной бумаге почерком с сильным нажимом. Непохоже было, что ее писали наспех, прислонившись к косяку двери. Буквы не скакали, хотя и были все написаны без смычек, отдельно друг от друга. Семен нисколько не удивился содержанию, а только возгордился своей сообразительностью и логикой, потому что в записке было написано: