Но впереди ещё, как тень виселицы, маячила национальная катастрофа, потеря блаженных островов Нового Света, королевской казны и стыда. Что на фоне этой беды могла значить маленькая смерть одной прелестной, до срока увядающей девушки, пусть даже из очень знатной семьи?
Эта увядающая девушка по имени Мария дель Росарио имела пугающее сходство с Хуаной Безумной – повелительницей Кастилии, Арагона и трупа собственного мужа.
Фамильная легенда, рассказанная моему близкому приятелю с Чистых прудов его покойными родителями, а до них донесённая предками по мужской линии и озвученная суеверным шёпотом вплоть до детских ночных содроганий, – гласит следующее.
Мария дель Росарио, чей антикварный прижизненный потрет, написанный маслом, висит у приятеля на голой стене в его холостяцкой спальне, покончила с собой в неполные 27 лет. До смерти влюблённая в одного знаменитого ловеласа, траченного бурной биографией, но при этом чудовищно сентиментального, она отвергла правильного породистого жениха, которого ей выбрал деспотически заботливый отчим.
Самоубийцу, хоть и презревшую небесные и людские запреты, всё же решено было тайно отпеть. Это взялся исполнить один молодой аббат, которого оставили на ночь наедине с покойницей в часовне.
Наутро там не нашли никого – ни её, ни священника. Его, кстати сказать, больше никогда и не увидели. Зато увидели её. Эта женщина стала являться к мужчинам из своего рода всякий раз незадолго до их кончины. Последним, кто её видел, был отец моего приятеля, умерший три года назад.
До этого момента я слушал не очень внимательно, вполуха. Хозяйский пёс Тим, золотистый ретривер, которого ни разу не брали на охоту, в знак высшего доверия принёс и положил мне в ладонь свою собачью радость, единственную на всю жизнь игрушку – изгрызенную баранку из каучука. Ему, видимо, хотелось разнообразить невесёлый людской досуг.
– Тима, иди-ка ты лучше на место, – посоветовал хозяин.
Пёс поплёлся, шумно вздыхая, в прихожую на подстилку, чтобы тут же вернуться с чувством исполненного долга и лечь у наших ног.
– Извини, я не понял: в каком смысле она стала являться?
– Ну, просто приходила неожиданно – позволяла себя увидеть. Потом снова исчезала.
– А как они её узнавали?
– Так вот же портрет! Все мои родичи знали это лицо наизусть.
Я встал, чтобы вблизи разглядеть холст, висевший позади меня, в простенке, свободном от стеллажей. Книг, уместившихся в эту квартирку, хватило бы на небольшую районную библиотеку, они толпились и высились вавилонскими башенками на всех горизонтальных поверхностях, включая подоконники и пол, но почтительно расступались вокруг одной старинной картины, создавая привилегированную зону нетронутости и пустоты.