Судьба Зинаиды Николаевны по интриге – поруганная и за то заслужившая особенно почтительную и страстную любовь – похожа на судьбу Настасьи Филипповны, а по развитию сюжета, однообразному на протяжении шестисот страниц, – Жюстины: невинность все поругается и поругается. Пастернак как-то не чувствовал колючек того венца, который во второй половине тридцатых годов нахлобучился на его голову. Он не был ни маркизом де Садом, ни скромным садистом, когда терзал бедную Евгению Владимировну, – он действительно надеялся, что создаст новую реальность, пусть только в своей отдельно взятой семье, но ему было бы довольно.
Одной, по-своему счастливой, семьи не получилось, она раздвоилась на две несчастных, а деятельно ненавидел он Зинаиду Николаевну уже из холодного расчета: никакая извинительная (пусть даже так) страсть не ослепляла его. В дни приближающегося отцовства он описывает в письме родителям – нецеломудренно, бестактно (искренний тон подразумевает возможность ответной искренности, а он что, хотел бы прочитать что-то на эту тему из супружеской истории в ответном письме?) – как бездушная милитаристски ориентированная социально-демографическая политика Советской Страны не дала им с Зиной сделать аборт. Написано слово – «нас», почитайте:
«Когда меня посылали в Париж и я был болен <> мне очень хотелось иметь большее с ней продолженье, оставить будущему живую память о нас. <> Я чувствовал на себе дыханье смерти <>. Я прощался тогда со всей той бездонной неподдельностью, правдой и очарованьем, которые есть земля и жизнь и на прощанье хотел от нее ребенка. Но странно, причины физические мешали в этом именно ей, а не мне. Она ходила к врачам и лечилась и постепенно, свыкшись с сознаньем, что этого не будет и не может быть, я перестал понимать, как и зачем я этого хотел. Иными словами, нынешнее ее положенье – совершенная неожиданность, и если бы не запрещенье абортов, нас бы остановила недостаточность нашей радости по этому случаю, и она прибегла бы к операции».
БОРИС ПАСТЕРНАК. Письма к родителям и сестрам. Стр. 697.
Как бы коллегиально, в уважении всех имеющих право голоса, это решение ни принималось – сам аборт пришлось бы делать все-таки Зине одной. Ничто так не укрепляет семью, как сделанный женщиной аборт. Безапелляционная мудрость о том, что мужчина тем больше любит женщину, чем больше денег он в нее вложил, в женском варианте звучит с использованием вместо денег – крови. Женщина ведь редко когда имеет, и особенно имела в те времена, какие-то формальные, социально значимые активы – только физиологию. Вот она и считает: эта боль и эта ненависть – за что-то же они были заплачены, что-то она должна за это получить?