Другой Пастернак: Личная жизнь. Темы и варьяции (Катаева) - страница 16


Размокшая баранка

Первый брак Пастернака длился восемь лет. У Жени было много достоинств – среди них и такие, без которых ему было бы трудно жену представить: миловидность лица, приятная округлость тела (иногда уменьшавшаяся, к его вполне простительному в тридцать лет отчаянию), неподдельный (она видела в нем единственный для себя реальный выход и прорыв в высшие социальные сферы) интерес к его литературной карьере и к возможностям выстроить даже свою. Плюс «толстовские» установки: эту семью он хотел бы сохранить, совсем вхолостую пустить свою жизнь тоже как-то не хотелось, и он старался интенсивно, до глубины проживать то, что было. Получалось, правда, безрадостно. Он наблюдал, констатировал, пытался все осмыслить, но отношения – это не дождь, который идет не по заказу, и потому каждый счастлив, когда он проливается на него. Никто не наполнял его паруса мощным дареным ветром, колесо приходилось крутить самому.

Заедал быт: когда не текла вода из крана, когда не было эффективных и безопасных моющих средств, не грелись батареи, не было одноразовых средств гигиены, а у женщины – высокие требования к окружающему ее комфорту и нежелание работать самой.

Пастернак не только покорился своей доле и покорно проживал все, что жизнь подсовывала ему по прихоти игравшей злую игру жены, но и по мере сил выискивал какие-то радости.

Эта жизнь не закалила его – он и не к таким трудам был готов, Пастернак бы выдержал многое, то есть он не отогнал от себя эту Женю с ее постоянными требовательностью и неудовольствием, и жизнь не сломала бы его – он все еще верил в то, что есть, бывает другая жизнь – она его размочила баранкой. Такими словами он описал город Венецию – поразивший своей несуразностью Бродского образ. Так он назвал непраздный, мистический, праздничный, намытый морем город, будто растерялся, побоялся смотреть – попал туда по-студенчески без копейки, но с воспоминаниями о буржуазном великолепии чаеторгов-ских наследниц мамзелей Высоцких – и отогнал от себя этот никогда больше не понадобившийся ему образ странного города. Раз он в воде – пусть размокнет. Пусть плывет баранкой.

Сильно размок и Борис Пастернак, и Жене останется покорен до конца жизни. Еле-еле сохранит форму бублика – дырку внутри, но Жене и этого будет довольно.


«Я же играю только служебную роль в твоей жизни: в твоей, горькой по этой причине жизни, и в возмущенном требованьи счастливой».

Существованья ткань сквозная. Борис Пастернак.

Переписка… Стр. 138.

«…ты, не ведая, что творишь, расписываешь, пункт за пунктом, что ты могла бы меня любить, как средство в жизни».