особенно возбужден музыкой, глаза его блестели. А я себя не помнила от счастья».
ИВИНСКАЯ О.В. Годы с Борисом Пастернаком.
В плену времени. Стр. 210—211.
Познакомились осенью, в октябре, интимную связь установили 4 апреля. Столько ждали – не по добродетели, надо полагать, Ольги Всеволодовны. «С какой стати?» Это все боролся и мучился Пастернак. Интересно, чем мучился?
Ивинская была будто бы столь темпераментна, что «отдалась попутчику в поезде». Приврала, может.
Фотография молоденькой Ольги Ивинской, начала 1930-х годов. Она сидит на подлокотнике кресла, выставив со всем тщанием обутые ладные ножки на сиденье, халат шелковый и с оторочкой, чулки светлые, тонкие, со складкой под коленкою, руки подняты, губы приоткрыты. Раньше так фотографировались мало. Не зря даже опубликовать впервые такой снимок И. Емельянова решилась только во второй своей книге, через десять лет после первой.
Пастернак-1
Пизда
Взошла пизда полей
В распахнутом пространстве.
Пизда поводырей,
Печаль непостоянства…
В. Сорокин. Голубое сало. Стр. 91—92. Ее мемуары – как будто выдуманные. Описание творческого пути Пастернака, литературной ситуации, прописи про поэта и царя – какое кому дело до ее мнения обо всем
этом? Если кто-то берет ее книгу, то затем, чтобы увидеть Пастернака в жизни. Боже упаси, не в постели – это, собственно, и неприятно: то и дело, при описании ее жилья, натыкаться все на одну и ту же деталь – ЗАНАВЕСКИ. Какие – да насколько плотные. Да звуконепроницаемость какая!..
На Евгении Владимировне оскорбительно женился, когда пришло время жениться – в тридцать два года. Зинаида Нейгауз явилась как готовый восхитительный многоплановый, с проработанными линиями, роман и сама за собой стирала белье, готовила на семью обеды, мыла полы – мечта гусара. Гуттаперчевая в юности – «меня за гибкость называли женщина-змея», Анна Ахматова до старости считала волнующими «глубокие наклоны перед публикой, касаясь лбом колен», а про Пастернака со стерильным, по-ахматовски бесплотным высокомерием цедила: «Когда нечем было восхищаться, он восхищался тем, что она сама моет полы». Как для «барыни» и женщины, для которой в эротике нет «тайн» («тайна» по-ахматовски – это то, что видишь, когда подглядываешь) – звучит странновато: разве неизвестно, что редкому господину можно доверить смотреть на женщину, наклонившуюся мыть полы, – только такой невинный и наивный человек, как Борис Пастернак, мог бесхитростно признавать, что роман кристаллизовался, когда увидел жену (чужую), моющую на террасе полы… Не боялся быть смешным – и, как видим, зря.