«Это она – милая, добрая, с высоким открытым лбом и с „улыбкой взахлеб“ удостоила меня своей дружбы»
ТАРКОВСКАЯМ. А. Осколки зеркала. Стр. 14.
Марина Тарковская о Евгении Владимировне пишет не оригинально. О ней все пишут однообразно – и словно по обязанности, будто полагается пересказывать Пастернака, пересказать не только своими словами, но и с добавлением обязательной «улыбки взахлеб». Так писали об Анне Ахматовой – обязательно о гордости, о величии и пр., но там сама Анна Андреевна строго смотрела, чтобы канон был соблюден. А Евгения Владимировна – она и для себя-то не особенно жила, ей ли еще образ свой блюсти было? Но люди хотят прикоснуться к легенде, вот они и рядом с ней – выстроив ее сами.
Некоторые улыбку эту видели по-другому. «На диване возле уже накрытого обеденного стола, поджав под себя ноги, сидела с томиком Чехова Евгения Владимировна, улыбаясь широкой, ничего не выражавшей улыбкой Моны Лизы».
ВИЛЬМОНТН.Н. О Борисе Пастернаке. Воспоминания и мысли. Стр. 126.
По многослойности изображений Вильмонта ясно, что Мона Лиза – это самоопределение (пусть внутреннее), присутствием Моны Лизы дарила Евгения Владимировна мужа и гостей.
«Я ушел непривычно рано с тяжелым чувством. В какое смешное положение она его ставила!»
Там же. Стр. 63.
«…кривя душой, говорил, что Евгения Владимировна „очень милая“ – из уважения к избраннице дорогого мне человека. До конца их брака (да и позже, когда это не имело никакой цены) я держался с ней преувеличенно учтивого тона. Никогда насчет нее не судачил, хотя и видел ее насквозь с возраставшей прозорливостью. Да поверит мне читатель, я всеми силами старался в ней отыскать скрытые достоинства, прежде чем вынести окончательный приговор. И кое в чем даже преуспел. Мне нравилось, когда она молча лежала на тахте с открытой книгой и, не глядя в нее, чему-то про себя улыбалась. Тут я неизменно вспоминал строфу Мюссе:
Elle est morte. Elle n'a pas vecu.
Elle faisait semblant de vivre;
De ses mains est tomble le livre,
Dans lequel elle n'avait rien lu.
(Она умерла. Но она не жила,
Только делала вид, что жила…
Из рук ее выпала книга,
В которой она ничего не прочла.)
Но, к сожалению, она не всегда молчала».
Там же. Стр. 64.
В первый год брака молодые ездили в путешествие (о котором много будет потом мелких, тяжких, упрекающих воспоминаний) в Европу, к родителям Пастернака. Возвращались пароходом, хорошо не было никому.
В Европе роли распределились в соответствии с представлениями Евгении Владимировны о своей самостоятельности и вере в свои силы: путешествие она потребовала считать ее личной рабочей поездкой ради нужд ее художественного гения. А Пастернак был финансово и организационно обеспечивающим спутником при ней. Жене полагались самые большие комнаты, маршруты составлялись под нее.