Не вполне понимая, чего от меня добивается Валерьев, я взглянул на отражение «красномордого» Чингачгука. Как раз в том месте стекло было разбито, поэтому морда была слегка перекошена. Его глаза, отраженные в стекле, оставались такими же мутными. Я честно пытался «смотреть глубже». От напряженной работы мысли у меня начала тихо гудеть голова, наморщился лоб, а брови сошлись у переносицы, совершенно исчезнув с моего собственного отражения. Устав изображать персонаж фильма «Сканнеры», я сдался.
– Нет. Не выходит.
– Ничего страшного, – успокоил Валерьев. – Тут нужна большая практика, – и добавил, меняя тему. – Может, познакомимся?
– Валерьев – это вы? – Начиная знакомство, я был непоследователен.
– Не совсем, – усмехнулся мой собеседник. – Скорее, просто Валерий. Но в одном вы правы: это действительно я.
– Как это? – Реплики писателя раз за разом перемещали меня из одного тупика в другой.
– Игнат Валерьев – мой творческий псевдоним, – объяснил он. – На самом деле меня зовут Валерий Игнатов.
– Оригинально… – протянул я.
– Да. Лукаво так… И вместе с тем – не мудрствуя.
– А я – Павел.
– Приятно!
И он с неожиданной силой сжал мою ладонь. Мысленно я прикинул, сколько дней смогу не мыть руку. «Может автограф попросить?» – промелькнула в голове совсем уж фантастическая мысль.
– Как неожиданно! – спешил поделиться я своим восторгом. – Только что сидел, читал вашу книгу, и вдруг – вы! Странно, правда?
– Ничего странного, – отозвался Игнатов. – Как я уже где-то писал, «мир тесен, как трусы девственника». Чем дольше живу, тем сильнее убеждаюсь в этой истине. Сейчас уже почти всякий раз, когда мне приходится пользоваться общественным транспортом, ко мне подходит кто-нибудь и заявляет, что я его любимый писатель. Странно, еще лет пять назад мне никто ничего подобного не говорил. Что это, мир становится теснее? – Он явно шутил.
– Кстати, – серьезно ответил я, – хочу сказать, что вы – действительно мой любимый писатель. Я вообще уважаю фантастику, ну а ваше…
– Весьма польщен, – сказал он, поморщившись, – но я никогда не писал фантастику.
– А что же это? – удивился я. – Постсоветский неореализм? Или… наоборот?
– Кстати, ты почти угадал. Стиль, в котором я обычно пишу, я определяю как «ССС-сюр». Если помнишь, этот термин обыгрывается в названии одного моего…
– «Сюр-таки», знаю, – перебил его я, – очень приятная вещица.
– Согласен, – кивнул он и продолжил разъяснения. – То, что я пишу, на самом деле гораздо ближе к реальности, чем может показаться на первый взгляд. Просто это не всегда та реальность, которая уже существует. Это может быть реальность, находящаяся в зачаточном состоянии и только ожидающая момента своей…