– Но тут же ничего похожего. Он, слава богу, жив…
– Ну такой убийца… Психологический извращенец… А! Не обращайте внимания. Это мои умственные химеры. Я бы сама его убила, если бы не боялась греха. Считайте, что от меня Красицкого защищает Христова заповедь.
– Увы! Это у нас как защита не прохонже…
– Я ж про свой случай… Он такой… И я тут всего вкусно наготовила, как бы помня свой тайный-претайный умысел сунуть ему в кофе циан. Не сунула! Будет угощать – ешьте смело.
– Странные вы мне вещи рассказали…
– Скажите спасибо, что я уезжаю. А могла бы еще и не то рассказать.
Она улыбнулась Юраю как-то печально и игриво одновременно. Странная такая женщина, творящая вкусное в горьком чаду. Выплачивающая не свой долг. Ненавидящая Красицкого и надписавшая ему кастрюльки с едой на две недели.
«Это кино, – думал Юрай. – Это изначально мир, придуманный под жизнь… Но когда в нем крутишься долго, то уже и не понять, где улица, а где ее декорация, где чувство, а где имитация. Спятишь!»
Анна уехала. Партию в шахматы отложили на завтра с преимуществом Красицкого. Всегда ничего, а тут преимущество злило, и Юрай целый вечер в постели двигал фигурки туда-сюда, туда-сюда… Но, кажется, ситуация для него была безнадежной.
Зато пришли другие мысли. Как, оказывается, просто объяснилось то ночное посещение дачи. Наверное, в каждом случае, и смерти Ольги, и смерти Светланы, есть простое, чтобы не сказать элементарное объяснение. И оно лежит себе спокойненько, просто в голову не приходит прийти и взять в руки эти простые причины. Хотя разве может быть простой причина убийства? В том-то и дело, что может. Знать бы, на какой полочке лежат эти простые ответы.
На следующий день Юрай пошел на недалекую прогулку. Дом Кравцовой был грубо заколочен досками, вырванными из ее же забора. Юрай вошел во двор. Через прорехи в ограде. Уже успел пожухнуть огород, уже был разрушен курятник, смерть неживого была даже как бы убедительней, сильней смерти женщины. Еще месяц тому здесь было упорядочено и разумно, а сейчас наступало царство хаоса. «Безумие, – подумал Юрай. – Отламывали доски в одном месте и абы как колотили их на окна. И стекла трескались, а кто-то продолжал колотить, со смаком загибая ржавые гвозди».
В то самое время, когда кому-то негде жить… Совсем негде. Просто нет крыши над головой. Это он вспомнил ту женщину, что поселилась в доме под полиэтиленовым пологом, который, кстати, дала ей Кравцова. Ноги сами понесли его в ту сторону. Но в доме уже никто не жил. Полиэтилен был снесен ветром и шелестел на земле громко и вызывающе. В пустом доме остались следы недавнего жилья: баночки, пакетики, разбитое блюдце со следами еды. Куда делась эта несчастная с ребенком? Надо бы спросить… У первой женщины, что шла с электрички и руки ее до земли оттягивали сумки, спрашивать было неловко. Во-первых, кто ты такой, чтобы спрашивать? А, во-вторых, ей-то какое дело до чужих беженцев, если у нее глаза из орбит вылезли от собственной тяжести жизни.