, где грубый и пошлый человек мог бы подумать, тут бы он и навернулся со своими думами.
Там– значит, в тайности души и сердца Зины, которую надо было постигать с напряженным трудом. Интересно, нашелся ли такой человек? Судя по существованию золовки – нашелся. Он выскочил из кучи – генитальный мужик, водрузивший тяжелые лапы на плечи хлипких рядом с ним женщин – сестры и жены. У Веры Ивановны лицо оказалось стабильным, его не лепила, не совершенствовала (или там уродовала) жизнь. Здесь, на старой фотографии, она была почти такой же, какой сегодня утром споренько-скоренько рванула на раннюю электричку. А вот родственница ее сильно изменилась со времени той молодой своей фотографии. Она чуть раздобрела, расслабилась телом, тяжесть руки мужа была ей приятна, она гнулась под ней даже как бы истомно, видимо, любя эту его тяжесть в любых ее видах. «Где же ты теперь, мужик? – думал Юрай. – Жив? Умер? Какая корова слизала тебя языком?» Сбоку на фотографии была и девочка лет четырех. И как-то думалось сразу – чужая. Просто стояла рядом, а кто-то возьми и щелкни.
А теперь, Юрай, сообрази: как ты, никогда не встречая этого тяжелого дядьку, мог увидеть его во сне? Ты же не мистик, черт тебя дери, даже если в тебе от тоски и зудится какой-то там роман. Значит, когда-то он мелькнул перед тобой и отпечатался намертво. Юрай вспомнил собачью могилу и хруст ельника. Именно такой мужик мог устроить такой хруст. Но ведь лица он не видел? Видел смятую старую пачку, а потом и ее не увидел, и слышал хруст. Он не сумасшедший, хотя кто это знает доподлинно, но вот из всех этих наблюдений сложился человек.
На других фотографиях Кравцова была снята в разные периоды своей жизни. Юрай знал, что искал: фотографию, виденную в том своем сне. Мужчина, женщина и ребенок. Может, даже эта девочка. Но ничего не попадалось. Больше ничего…
Но все равно было у Юрая настроение удачи и странного волнения. Во-первых, не такая уж это загадка, наши сны. Для мистического романа, считай, клад. Именно поэтому две фотографии из будущего кострища Юрай взял себе. На память. При случае расскажет Леону. «Ты знаешь, в больнице я их видел во сне…» – «Вся, друг мой, информация навечно хранится в божественной или, скажем, космической памяти, – ответит Леон. – В сущности – тот же компьютер…»
Юрай возвращался, улыбаясь, а навстречу ему топал Красицкий.
– Что вы там потеряли?! – кричал он.
– Гуляю без смысла, – ответил Юрай. – Приехала родственница Кравцовой. Хочет навеки поселиться, если дом теплый.
– Теплый, – ответил Красицкий. – Он был хороший печник, ее покойный муж. Вообще все умел руками. Абсолютно все. Поехал к сестре и там умер. А здоровый был… Особенно со стороны яиц. Как у мустанга хозяйство было. Жаль Россию, что она отмирает сильной половиной. А баб – как грязи.