Если Коля чего не знает, не стыдится признаться:
— На следующем сборе отвечу! И точно. Все объяснит.
Когда вожатый услышал от кого-то про Фрушку, то попросил Борьку выступить с птицей перед ребятами. Борька удивился:
— Я же не пионер…
— Ну и что?
— И потом грач только говорит у меня. И все…
— А ты придумай номер какой-нибудь. Чтобы не только говорил, а ещё что-нибудь делал.
Наконец наступил долгожданный день. Ребята приехали в лес ещё засветло, а концерт начался, когда стемнело. Сцены, конечно, никакой не было — выступали прямо перед костром.
Пахло сыростью, свежестью. Огонь трещал, пожирая сухие сучья. Казалось, деревья подошли к костру совсем близко, чтобы им было лучше видно и слышно.
Пела Римма Болонкина:
И мой все-е-егда
И мой ве-е-езде
И мой сурок со мною…
«И верно, её сурок всегда с ней, — подумал Борька, — на всех сборах поет только про своего сурка…»
Борьке было жарко. Но не потому, что он сидел возле огня, и не потому, что волновался (его номер был следующим), а потому, что совсем рядом с ним сидела Нина…
И мой все-е-егда
И мой ве-е-езде
И мой сурок со мною… —
снова повторила Римма.
В костре громко затрещал корявый сук, в небо полетели яркие искры. Нина отсела от огня и на мгновение прикоснулась ухом к Борькиной щеке. Щека тут же ярко запылала. Потом запылала вторая щека и оба уха.
— Какой ты красный! — сказала Нина.
Борька не знал, что ответить. Он начал краснеть ещё гуще.
— Что ты так волнуешься? Твой номер пройдет хорошо… — шепнула Нина, дотронувшись до Борькиной руки.
— Это от огня мне жарко, — ответил Борька и стал совсем багровым.
Фрушка не волновался совершенно. Он сидел на ветке и, склонив голову, глядел на ребят, слушавших Римму. Когда она кончила петь, Борька поднялся с земли и крикнул охрипшим голосом:
— Фрушка!
Как только грач уселся на Борькином плече, волнение куда-то исчезло.
Борька взял в руки специально выструганную палочку и протянул её вперед. Фрушка перелетел с плеча и сел на палочку.
— Скажи привет!
— Пр-р-р-ривет!
— Скажи грач!
— Гр-р-рач!
Ребята захохотали и дружно захлопали. Фрушка испуганно покосился на них, взмахнул крыльями и улетел обратно на сук. «Провалился…» — с ужасом подумал Борька и громко закричал:
— Фрушка! Фрушка, ко мне!
— Фрушка! Фрушка! К Борьке! — завопили все ребята, но грач на них и внимания не обратил.
Он нахохлился и сидел на своем суку как каменный.
Борька не знал, что делать. От стыда он готов был провалиться сквозь землю. Нина смотрела на него с участием.
— Вот так номер! — рассмеялся Ромка.
— Помолчи! — сказал Павлик Асиновский, дернув худеньким плечом.