О Боже, как он проиграл!
Несколько дней король никого не желал видеть и надолго заперся в своей молельне в Вестминстерском аббатстве. Целые дни Эдуард Йорк простаивал на коленях, молясь и доведя себя почти до изнеможения. Он отказывался принимать жену, гнал прочь приближенных, выдворял советников и парламентеров. Груда писем и грамот скопилась на его рабочем столе, и даже послания герцога Бургундского Эдуард отшвыривал прочь, ожидая, что в одном из них рыцарственный Карл, дознавшись, какими методами принялся действовать его союзник, изольет на него свое презрение и негодование.
Когда королю сообщали о прибытии гонца, он вздрагивал:
– Что?.. В стране мятеж? Уорвик высадился в Англии? Идут за мной?
И лишь однажды за все время он вышел из транса. Это случилось, когда из Уэльса прибыл его брат, Ричард-горбун, и принялся увещевать Эдуарда, советуя ему взять себя в руки. Он рассказал, что направил ко всем европейским дворам послания с уведомлением о том, что мятежный вассал Уорвик стал распространять слухи, порочащие честь его короля, которые на самом деле являются чистейшей ложью и клеветой.
Сам Ричард в дни полнейшей апатии короля повел себя как истинный государственный муж. Он подавил на юге Уэльса мятеж, заложив свои драгоценности, расплатился с наемниками, усилил береговую охрану. Казалось бы, Эдуард должен молить Бога за брата, но тот со все большей ненавистью смотрел на этого хромого, горбатого калеку с ниспадающими вдоль щек волосами цвета воронова крыла. Когда же Ричард попросил его подписать какие-то петиции, король неожиданно пришел в ярость и, схватив герцога за ворот, вышвырнул его вон, дав ему такого пинка, что Ричард лишь чудом не расшибся, скатившись с лестницы.
– Вон! – ревел вдогонку ему Эдуард. – Сгинь с моих очей, мерзкий паук с душой сатаны! И благодари Бога и Его Пречистую Матерь, что я не приказал бросить тебя в один из каменных мешков Тауэра!
Впрочем, все изменилось, едва только в Лондон вернулся тайный посол Эдуарда к Уорвику. Когда королю сообщили, что сэр Филип Майсгрейв ожидает его распоряжений в приемной, тот, словно не расслышав, несколько раз переспросил и, наконец, изменившись в лице, велел впустить к себе рыцаря.
О чем они говорили, никто не ведал. Утомленные придворные толпились в длинном полутемном зале с высокими готическими окнами. Под сводами в чашах светильников, подвешенных на цепях, металось пламя. Часы на башне Вестминстера гулко пробили семь раз. Король беседовал с Майсгрейвом уже более пяти часов.
В зал вступила королева Элизабет, окруженная многочисленной родней, которую Эдуард возвысил в противовес древним родам Бофоров, Невилей, Стаффордов и прочих, косо поглядывавших на нового короля. По залу волной прокатился шепот. Еще не забылись слухи о том, что до своего брака с королем Англии Элизабет Грэй была невестой захолустного рыцаря Майсгрейва, воина с англо-шотландской границы.