– Как ты, Дэвид?
Мальчик хмуро глянул на него из-под падающих на глаза темно-каштановых густых волос. Глаза были слегка раскосые, ярко-зеленые. Чуть вздернутый нос усыпан веснушками. На его темном шерстяном наплечье ярко выделялась расшитая золотом ладанка. Мальчик поправил ее, стал подниматься.
– Лучше помогите мне поймать мою лошадь, сэр Джеймс.
Когда мальчик вновь оказался в седле, Тирелл решил, что не следует так гнать. В конце концов, в этом мальчике заключалось все его будущее, все надежды на счастье. И не дай Господь, чтобы из-за спешки с Дэвидом что-то случилось.
Теперь они ехали почти шагом. Лошади устало всхрапывали. Под их копытами похрустывали раздавленные желуди.
– Далеко ли еще?
– Сейчас покажется постоялый двор, там мы передохнем, а за ним уже начинается Вудстокский лес.
– О, тогда поехали скорее!
Джеймс Тирелл понимал нетерпение этого мальчика. Увидеть мать после того, как столько лет считал ее умершей. После того, как вырос в глуши и безвестности, и вдруг, словно гром, известие о том, что его мать – королева. Тирелл и сам еще не мог до конца поверить, что в отдаленном Йоркшире, среди Кливлендских холмов, в старом Миддлтонском замке оказался живым и невредимым сын Анны – Дэвид Майсгрейв.
Он бросил быстрый взгляд на мальчика. Дэвид был очень похож на свою мать. Пожалуй, во всей старой Англии ни у кого больше не было таких необычных глаз, как у Анны и ее сына. Эта пронзительная зелень – цвет молодой листвы. Немудрено, что догадка о том, кем является подросток, отперший ему ворота Миддлтонского замка, тотчас пришла на ум Тиреллу.
Он приехал в Миддлтон совсем один. Уже приближаясь к замку Джона Дайтона, он свернул в небольшую церквушку, затерянную среди этих безлюдных просторов, чтобы помолиться перед тем, как выполнить первый приказ своей королевы. Потом, ближе к ночи, он поднялся к замку, неуютному нагромождению камней на вершине холма, где лишь в одном оконце слабо мерцал свет. Стоял конец февраля, подмораживало, но вечер выдался на удивление тихим и безветренным. Казалось, весь мир замер в молчании, когда Тирелл, не снимая руки с рукояти меча, громко постучал в ворота замка. Его сердце билось ровно и глубоко. И тут он увидел этого мальчишку. В полумраке Джеймс не сразу разглядел его. Понял лишь, что мальчик не намерен впускать в замок незнакомого человека. Он стоял, держа за ошейник захлебывающегося яростным лаем пса, а позади него возвышались двое здоровенных парней с факелами и дубинками в руках. Голос мальчика был резок – голос господина, не терпящего возражений.