Считается, видимо, не такой уж и «горячей точкой» – не то что, например, Чечня, Кавказ. Как же – заграница… Курица не птица, Албания не заграница. Албания – это вообще и не страна даже, это образ мыслей, способ существования – другой, настолько другой, что и представить трудно.
Албания…
Такого синего неба нет, наверное, нигде в мире.
И такой пыли на дорогах при прозрачности небес – тоже нет.
И такой вот музыки, что льется из магнитолы шофера Небойши – в три голоса, они то сливаются, то вдруг расходятся на верхах, то вновь звучат в унисон – мелодично, варварски, нежно и дико, – и все это вместе под аккомпанемент волынки-гайды, флейты-зурны и барабана.
Там, на скалистом холме над Шкодером, сторожит врагов средневековая крепость Розафа. На ее стенах четыре века назад били турецкие барабаны – до сих пор рассказывают в Шкодере: божественный ритм, неповторимое звучание им придавала человеческая кожа, содранная с пленных, высушенная, выдубленная на жарком солнце.
– Небойша, о чем поют? – спросила Рая Чистякова шофера.
Тот оглянулся, улыбнулся широко, потом посмотрел на Сокола, страдавшего аллергией на пыль, приглушил звук.
– Один раз живем.
– Об этом поют?
– Все вокруг умирает, только Балканы остаются. – Небойша улыбнулся еще шире. Его русский, а также сербскохорватский были вполне адекватны, по-английски же он в основном оперировал словцом «fack!».
Загрузились, уселись, тронулись. «Помогай бог!» – Митри Сокол, капитан уголовной полиции из Загреба, произносил это здесь, на улицах Шкодера, с разными интонациями – и как просьбу, и как команду «даешь!», и как приказ.
Улицы, улицы – город кончился быстро, точно декорации мгновенно переменили.
Рая Чистякова достала из сумки косметичку. Пудреница – солнечный зайчик заплясал по салону, слепящим пластырем лег на глаза.
– Олег Иванович…
– Что?
– Письмо.
– Какое еще письмо?
– Я подруге хотела отправить, думала, почту будем проезжать. Да вот в номере забыла, растяпа.
– Возвращаться – хуже нет дела, – объявил шофер Небойша.
– У вас тут тоже такая примета? – Рая Чистякова спрашивала шофера, а смотрела на Приходько.
– У нас тут в приметы не верят.
– А во что верят?
– В дурной глаз. В имена. В автомат «калаш», хорошо, когда есть он, все сразу просто. – Шофер Небойша явно кокетничал с экспертом-криминалистом группы AF.
Молодость!
– А как это – в имена?
– Ну что не зря даются. Вот куда едем – Проклятые горы называются.
– Отчего же они Проклятые?
Голос Раи Чистяковой журчал как ручей. Ей хотелось поболтать. Олег Приходько подозревал, что ей хотелось поболтать именно с ним. Но он не ловился больше на эти наживки. Чесать языком – это все, что они умеют, эти самые боевые подруги, коллеги по службе. А как только заводишься сам, делают невинные глаза: что такое? Ты меня неправильно понял. Ведь сама же была не против того, чтобы он пришел к ней в номер. Сама же слушала, смеялась, глазами стреляла. А едва он проявил инициативу – сразу на попятный: завтра трудный день, нужна свежая голова, спасибо за приятный вечер, спокойной ночи.