Вместе с Аслан-ханом явились, правда, и десять карапапахских старшин. Но на самых лицах их написана была недоверчивость; они пришли единственно с тем, чтобы своими глазами убедиться, в достаточных ли силах пришли русские, чтобы удержаться в тамошнем крае. “Наружность их,– писал Паскевич,– была более испытующая, нежели покорная. Утвердить их в нашем могуществе было, однако, не трудно. Авангардный, лагерь под Эриванью и главный стан под монастырем внушили им почтение”.
Пребывание в Эчмиадзине, а потом и на Гарни-чае, таллинского султана успело несколько поколебать умы туземцев, склоняя их на русскую сторону. Человек шестьдесят шадлинцев бросили оружие и бежали из Сардарь-Абада, человек пятьдесят карапапахов, из лучших всадников Наги-хана, покинули его и вернулись к Гокче. Но то были пока лишь отдельные исключения.
Нужно было принять соответствующие меры, чтобы сделать татарские племена возможно менее опасными. Наиболее целесообразной из таких мер было войти с ними в мирные сношения. Как ни ничтожно было число татар, передавшихся на русскую сторону, но пример заразителен, и можно было надеяться, что найдутся и другие, которые последуют за ними уже по проложенной дороге. И вот Паскевич, еще из лагеря под Эриванью, отправил в горы нескольких шадлинцев, чтобы завязать с татарами мирные сношения и на первый раз, по крайней мере, установить между ними и русскими торговлю скотом. Главная же цель главнокомандующего состояла не в этом. Ему нужно было занять кочевников переговорами, чтобы растянувшиеся на десятки верст русские транспорты были хотя на время обезопасены со стороны озера Гокчи, где именно и укрывались теперь карапапахи, дышавшие разбоем не менее тех из своих соплеменников, которые служили в полчищах у Наги-хана. Персияне и сами не побуждали их к переселению, зная, что, оставаясь и в горах, они сослужат им добрую службу. Отличные наездники, но нерадивые земледельцы, они не могли оказать русским никакой подмоги в продовольствии, а между тем, обращенные против русских, составили бы отборную конницу, которая на каждом переходе, отовсюду вредила бы отряду.
Последствия этих благоразумных мер сказались немедленно.
9 июня под Эриванью Паскевича известили, что Гассан-хан замышляет набег на русские сообщения, намереваясь пройти с огнем и мечом от Гумр через Джалал-Оглы и Башкечет до Цалки. Полторы тысячи всадников, предводимых Джафаром и Наги-ханом, уже были готовы к походу. Но прибытие Паскевича в Эчмиадзин и тотчас же начатые переговоры с окрестными татарами заставили Гассана приостановиться набегом; а между тем на Лорийской степи успели принять меры к его отражению,– и войска заняли некоторые пункты, чтобы охранять жителей во время их полевых работ. Предприятие Гассан-хана расстроилось. Конечно, сделать буйную персидскую конницу совершенно безвредной нечего было и надеяться. Но вся деятельность ее с тех пор ограничивается лишь несколькими набегами на русские сообщения, преимущественно в окрестностях самого Эчмиадзина.