Прощальная аудиенция дана была принцу 6 октября и сопровождалась новыми милостями со стороны императора. Подарков посольству роздано было более чем на восемьдесят девять тысяч. Самому Хосров-Мирзе пожалован был от императора бриллиантовый орел для ношения на шее, на голубой ленте, и бриллиантовое же перо с изумрудами: эмир-низаму – богатый кинжал и орден Белого Орла; всем остальным членам посольства – драгоценные перстни.
Вполне счастливый, со светлыми надеждами на будущее оставил Хосров-Мирза Петербург 18 октября 1829 года, путь его в Персию лежал через Карабаг. Мусульманский край, еще недавно переживший смутное время персидского вторжения, теперь встретил и проводил принца горячими овациями. Уже за целый месяц до приезда его весь Карабаг хлопотал над приготовлением торжественной встречи возвращающемуся принцу; собирались стада баранов и кур, беки рыскали за джейранами. Из Щекинской и Ширванской провинций съезжались агалары в нарядных чохах, с богатым оружием, на лихих, роскошно убранных конях. Батальон сорок первого егерского полка, с военно-окружным начальником мусульманских провинций генералом Абхазовым, расположился на реке Тертере; карабагский комендант с татарской конницей ожидал принца на самой границе бывшего Ганжинского ханства. Здесь, среди обширной степи, под склоном высоких гор, составляющих летнее убежище некоторых кочевок карабагцев, близ небольшого дубового лесочка, расставлены были шестьдесят лачуг, и между ними огромный белый шатер для самого принца.
При этой встрече со своими единоверцами принцу, еще слишком молодому и неопытному, приходилось обдумать каждый свой шаг, чтобы не подать повод к каким-нибудь превратным толкованиям своего поведения, чтобы не оскорбить никого и в то же время удержаться вдали от излишнего, быть может, усердия мусульманских беков, еще так недавно и так легко изменивших России. И нужно отдать принцу полную справедливость: он держал себя в высшей степени осторожно и тактично.
Вот как описывает эту встречу один из очевидцев: “Пока его высочество тешился дорогой стрелянием птиц и ястребиной охотой, свита принца в длиннополых кафтанах, со множеством катеров, тяжело навьюченных, уже была на месте. Через несколько часов прибыли генерал-майор Ренненкампф с некоторыми почетнейшими лицами посольства. Мирза-Садых, приводя в изумление слушателей, тот-час принялся рассказывать всем о России,– как вдруг показалась толпа всадников. “Хосров-Мирза – глияр!” – закричали татары и все опрометью бросились из шатра. Я последовал за ними. Наши татарские беки в нарядной одежде, на лихих, богато убранных конях неслись рысью за комендантом; за ними следовал дормез, в котором ехал Хосров-Мирза, и другой, в котором сидел эмир-низам. Дормез остановился перед палаткой, и принц, проворно выпрыгнув из экипажа, вошел в нее. Мы все последовали за ним. Его высочество сказал генералу несколько слов по-французски и потом объявил, что устал и желает отдохнуть. Мы откланялись и вышли из палатки. На другой день принц, в сопровождении многочисленной свиты, отправился в дальнейший путь”.