Официальные донесения говорят, между прочим, что, достигнув берегов Ах-Кара-Чая, люди, истомленные до крайности и мучимые жаждой, вышли из повиновения и в беспорядке, покидая строй, бросились к воде. Неприятель воспользовался замешательством в отряде и быстро напал на него со всех сторон. Солдаты и казаки частью были вырезаны, другие побросали оружие и взяты в плен; между последними находился и сам подполковник Назимка. Орудие и вьюки, о которых он так заботился, достались персиянам.
Из рапорта полковника Реута видно, что в бою, в трех ротах сорок второго егерского полка, должны были участвовать два штаб-офицера, шестнадцать обер-офицеров и восемьсот семьдесят четыре нижних чина; сверх того, при двух орудиях находилось двадцать человек артиллеристов да в казачьей сотне – три обер-офицера и девяносто четыре казака. Сколько же из этого числа погибло в бою и сколько попало в плен, точных сведений нет. Достоверно известно, однако, что убитых было не много, но что из всего отряда спаслись только два офицера (поручики Назимов и Богданов) и шесть нижних чинов, которые, пробравшись в селение Камедарасы, укрывались там у армян до времени поражения персиян у Шамхора. Попавшие в плен подверглись жестоким истязаниям и посрамлениям, заставившим их, быть может, не раз позавидовать участи тех, которые легли в честном бою. Персияне толпами набросились на них, ограбили их, потом раздели догола и в таком позорном виде пригнали их обратно в Герюсы. Даже Аббас-Мирза тронут был жалким положением несчастных и приказал одеть офицеров в персидское платье.
Истребление целого батальона почти в тысячу штыков было делом неслыханным для Кавказского края. Со времен Паулуччи, когда батальон Троицкого полка в четыреста человек, под начальством капитана Оловяшникова, положил оружие перед персиянами же, летописи Кавказа, изобилующие примерами геройских побед слабых отрядов над сильным неприятелем, не помнили подобного факта. Восточная фантазия мусульман, со своей стороны, раздувала персидские успехи до размеров чудовищных; о них повсюду ходили слухи, роняя обаяние русского имени и устрашая преданных России христиан. Хозяйничанье персиян в крае и разгромы мирных деревень, которым войска бессильны были оказать защиту, как бы подтвердили эти слухи, деморализуя все население. Особенно поразило армян разграбление их старинного Тативского монастыря.
В небольшой долине, углубленной среди карабагских гор, между утесами и скалами реки Базар-Чай, всего в полуверсте от каменного моста, перекинутого через пропасть самой природой и известного у татар под именем “Шайтан керпи” (Чертов мост),– стоит армянская деревня Татив, а неподалеку от нее Тативский монастырь, знаменитый в Армении еще со времен Тамерлана. В одной из монастырских церквей доныне показывают стены, испещренные сабельными ударами, и говорят, что это следы пребывания здесь Тимура, который хотел разрушить самую церковь, но не будучи в состоянии сделать этого, приказал своим воинам изгладить саблями стенную церковную живопись. О существовании монастыря более тысячи лет свидетельствовала и старая армянская надпись, уцелевшая на церкви апостолов Петра и Павла. Главный монастырский храм, в котором, по преданию, под жертвенником скрыты были косы Богородицы, привлек своим богатством алчные толпы персиян,– и они разорили его так, что он не восстал уже из развалин. Позднейшие путешественники видели эти священные руины обращенными в овчарни, в которых бедные тативцы держат своих коз и овец. Престарелый архиепископ Мортирос, живший в монастыре, был увезен неприятелем в Тавриз, где апоплексический удар пресек его многотрудную и полную служения своему народу жизнь.