Светорада просияла, глядя на него, мелко задрожала… почти пульсируя всем телом. Не сводя с него глаз, вскинула руки, потянулась к нему, как потерявшийся ребенок, – и тут же ярко вспыхнула от резкого движения оранжевая подкладка ее пенулы.
– Я сказал, выйдите! – сурово повторил Стема. И уже тише: – Нам надо поговорить.
Даже не понимавшая русскую речь Дорофея вдруг осознала, что здесь происходит нечто необычное, и вместе с Фокой и Силой покинула комнату. Правда, пройдя мимо уступившего им путь Стемы, как будто заволновалась, оглянулась, но Фока тут же поймал ее за руку и увел. И только тогда Стема шагнул внутрь, закрыл дверь, стоял, прислонившись к ней спиной, и по– прежнему пронзительно глядел на княжну. Но Светорада ждала его, ее протянутые руки, блестящие от слез глаза, немая мольба – все требовало его. Капюшон спал с ее головы, волосы растрепались, обрамляя солнечными завитками бледное лицо, янтарем горели глаза. О, как они горели! Она ждала его.
Стема подходил как– то неуклюже, тяжело, будто преодолевая не расстояние в несколько шагов, а целые миры – ромейский, славянский, мир прошлого, мир жизни и смерти, мир нереальности и давнего, развеянного судьбой счастья… И только когда его пальцы коснулись Светорады, когда их руки сплелись, когда это легкое пожатие, узнавание… ощущение тепла друг друга проникло в него до самого сердца, он стремительно сел рядом, обнял ее, прижал с такой силой, что она едва не задохнулась… от счастья, обрушившегося, как лавина, от этого уже забытого ощущения, как может быть хорошо и надежно в его объятиях.
Они долго сидели обнявшись. Они не могли говорить, не могли даже взглянуть друг на друга – просто замерли, став вдруг одним целым, чувствуя, как оглушительно и согласно бьются их переполненные любовью сердца. И не было уже смерти, не было потерянных лет, не было чувства одиночества… Ибо только вместе они были идеальным существом… ангелом, способным летать. А сегодня… шум чужого города за стеной, долетавшие извне голоса, чей– то хохот внизу, далекий звон колоколов, зовущих на службу в храмы…
Стема очнулся первым, слегка отстранился, заглянув в глаза своей жены.
– Светка…
Как же давно ее никто так не называл!.. Ей хотелось плакать и смеяться одновременно. А еще ей хотелось смотреть на него, касаться, вновь и вновь убеждаясь, что все это не морок. Ибо даже сейчас ей казалось, что такое невозможно…
Она медленно провела пальцем по его лбу, убрала знакомую пепельно– русую прядь с бровей, одна из которых была пересечена шрамом еще с тех пор, как Стему избили варяги Гуннара Хмурого. Она нежно коснулась его прямого носа, губ, которые так часто целовала когда– то, ее палец скользнул по чуть колючему от щетины подбородку с белевшей на нем полоской шрама, еще незнакомого ей. Что же было с ним, как он жил все это время? Где жил? Почему не пришел за ней?