Светорада сказала:
– Ей хорошо заплатили за меня, эта Парсбит просто отрабатывала деньги.
– Перестаралась, – хмыкнул Стема с каким– то равнодушием. – Признайся она тогда, где ты, и все могло сложиться иначе. И сама бы жива осталась. А так… Я не жалею, что прирезал эту старуху.
Светорада, не скрывая своего недоумения, посмотрела на Стему. Он всегда был воином, не страшившимся проливать кровь, однако раньше он считал достойным убивать только равных себе противников, поднять же руку на женщину или ребенка для него было бесчестием. И вот… Она повнимательнее вгляделась в него – и у нее сжалось сердце. Ее Стема стал не только сильнее и мощнее, теперь он был более грубым, с его лица исчез налет игривой насмешливости, появилось что– то хищное, безжалостное. Такого уже ничто не остановит.
Стема продолжал рассказывать. Поведал, как после содеянного побрел сам не зная куда. Ему ничего не хотелось, он словно потерял путеводную нить в жизни. Он часами ходил по городу, с кем– то дрался, много пил, спал где придется. Взявшие его в хирд варяги, не дождавшись новенького, уплыли, но Стему и это не встревожило, махнул на все рукой. А потом… Когда– то, еще юнцом, он мечтал податься к викингам, изведать, каково это – жить только для славы и воинского подвига. А так как по реке Великой тогда ходило немало их драккаров, Стемид все же заставил себя примкнуть к одной из ватаг северян. Ушел с ними, как и хотел в юности. Даже прославился. Ничего не боялся, кидался в самую гущу схватки, на клинки лез, искал смерти… Думал, что погибнет в сече, а там… там за кромкой, в ином мире, возможно… ждет его Светорада Смоленская.
Но смерть не желала взять его к себе. Зато за отвагу и лихость викинги стали уважать его. Однажды, когда Стема уже сам стал предводителем хирда из отчаянных головорезов-храбрецов, в торговом граде Хедебю он встретил знакомых киевских купцов.
– Викинги тогда называли меня Лодьир, что значит по– нашему Рысь. Говорили, что я такой же бесстрашный, такой же хищный и так же умею неслышно и неожиданно нападать, как этот зверь. Они считали меня славным воином, уважали. Один ярл даже предлагал мне жениться на его дочке. Но она была не ты… Таких, как ты, вообще не было. Ну а тогда, встретив своих из Киева и пообщавшись с ними, я вдруг почувствовал, что тоскую по Руси. Так вдруг захотелось увидеть земляков, услышать нашу речь, поудить рыбу в заводи Днепра на заре. Я был воин, но неожиданно для себя стал мечтать, как славница[128] на выданье. И вот, переговорив со своей ватагой «рысят», как называли моих людей, я сообщил им, что в Гардарике