– Долго ты будешь надо мной, как наседка, хлопотать, Скафти? Я – сын викинга и со Стрелком не одну сечу прошел, пока ты своей Руслане детей строгал одного за другим. Так что не позорь меня братней заботой.
Добираться вплавь на надутых кожаных бурдюках русы научились еще у степняков. Вот и сейчас было решено плыть по заливу на мехах, удерживая над водой луки и колчаны со стрелами. Ветер дул в сторону Царьграда, так что достичь берега рассчитывали скоренько. Вошли в волну в кромешной ночной тьме, зная, что со стен их навряд ли различат. Но все одно было решено при приближении к городским стенам, озаренным светом факелов, бурдюки оставить и доплывать уже самим. Все «рысята» Стемы Лодьира плавали отменно, как и разили из лука, умели беззвучно двигаться, – он сам их тому обучал, кого попало не брал в свой отряд и в каждом был уверен, как в себе самом. И каждый из «рысят» был ему дорог. Вот и сейчас, достигнув в темноте узкой полоски берега за Золотым Рогом, забившись под каменный выступ у старых ворот, он сам пересчитал всех. Все справились с волной, несмотря на то что плыли, подняв луки, только молодой мерянин Кима оплошал, жаловался, что подмочил тетиву.
– Влас меня ругать будет, – шептал тихо мерянин Стеме. – Он мне свой лук отдал, он у него знатный, тетива из лучших жил кручена, а я, как волна нахлынула… Эх, что там теперь говорить…
Другой из «рысят», матерый воин Глоб, стал успокаивать парня: мол, Влас всегда отменное оружие имеет, но ведь не вызвался плыть со старшим, осторожничает, как всегда. Но все одно это были отменные воины – как из старого, еще ростовского отряда, где некогда воеводой был Стемид, так и из пришедших к нему варягов, почитавших своего Лодьира, даром, что он рус, а не из земли фьордов. Ну и из Смоленска было несколько, да еще из тех, что пристали к нему в Киеве. С миру по нитке, а кольчужка дружинная вон какая надежная получилась. Сейчас они сбились плотной группой под стеной, жались друг к дружке, так чтобы и сверху не приметили, и согреться было можно. И хотя вересень[165] в ромейских краях был непривычно теплым, но на ветру да в мокрых кожаных доспехах зубы все равно дробь выбивали. Железными у «рысят» были только шлемы, а доспехи – все больше набитые стегачи[166] да кожаные куртки дубленые, чтобы железом не бряцать, не выдать себя ненароком. Вот и сидели плечо к плечу, спина к спине, ждали. Некоторые даже умудрились подремать. А чего особо суетиться, если до рассвета еще далеко.
Но рассвет настал скорее, чем они думали. Посерело небо, и ветер как будто поутих. Правда, не настолько, чтобы на перетягиваемых волоком судах не раздулись полотнища парусов, создавая впечатление, что ладьи русов движутся под напором ветра. В предутренней дымке людей, толкающих корабли, было не разглядеть, а вот движение флота к заливу смотрелось даже величаво. Недаром находившиеся на стене ромеи всполошились, орать стали, в трубы дуть, стрелять сами не зная куда.