Однако постепенно речь Ипатия стала замедляться, он делал все более долгие паузы и при этом не сводил взора с возлежавшей перед ним княжны. Когда– то он знал ее беспечной юной девушкой, игривой и кокетливой, любившей поплясать и посмеяться. И хотя она все так же любила веселье и смех, Ипатий заметил, что Светорада стала мудрее, нежнее, женственнее, обольстительнее… Поэтому он не мог не любоваться небрежной грацией ее расслабленной позы, когда она слушала его, подперев рукой голову. Растрепанные золотые кудри обрамляли нежное лицо, пышной массой ниспадая на светлый шелк простыней, а легкие складки ночной сорочки соблазнительно обтягивали бедро, подчеркивая его крутой переход в удивительно тонкую талию, и не скрывали линии длинных стройных ножек. Ну а босые ступни с крохотными пальчиками, высоким подъемом и изящной щиколоткой и вовсе не были прикрыты тканью… У Ипатия пересохло в горле, кровь застучала в висках, и он, разволновавшись, стал торопливо расстегивать застежку хламиды на плече.
Светорада с готовностью обняла его, услышала рядом прерывистое дыхание, ощутила под пальцами сухую, вяловатую кожу. Да, Ипатий был не молод, но все равно оставался нежным и чутким любовником. Он всегда мог вызвать в ней волнение, растормошить, увлечь, восхитить… Он никогда не спешил, сосредотачиваясь на легких, почти невесомых ласках. Его пальцы и губы, знавшие каждый изгиб этого нежного тела, умели возбудить в ней потаенную чувственность. Ипатий получал удовольствие, видя, как она расслабляется в его руках, как начинает сбиваться ее дыхание, и его ласки становились все более нескромными – он знал, что Светораде это нравится, знал, как доставить ей удовольствие. Любить ее… Не скромницу, не суровую строптивицу, а покорную, чуткую женщину, возле которой он все еще чувствовал себя мужчиной…
Светорада откидывалась, позволяя ему делать с собой все, что угодно. Да и сам он, опытный и изощренный любовник, знал, что ей нужно в данный момент, и не оставлял ее в покое, пока дыхание княжны не стало перемежаться стонами, пока она вся не раскрылась, выгнувшись ему навстречу, а ее ноги и грудь охватила дрожь, пока, наконец, громкий крик не оповестил, что он все же довел ее до высшей точки блаженства. И только тогда Ипатий быстро лег на нее, двинулся раз, другой…
Светорада уже свыклась с тем, что для себя он оставляет самую малость. Потом Ипатий скатился с нее, дышал тяжело и глубоко. Она покорно склонила голову на плечо любовника, слушала, как затихают удары его сердца… И почувствовала внезапно нахлынувшую грусть. Увы, Ипатию было за пятьдесят, и, вопреки всем ваннам и душистым мазям, запах старости становился все сильнее. В этой почти супружеской постели Светораду все чаще посещало единственное желание: увидеть рядом не этого мужчину, а гибкое молодое тело… ее Тритона, который так взволновал ее душу, ее естество. Грех, как говорят христиане? Но каким сладким был этот грех!..