— «Обращение»? Боже правый! Я вам что, извращенец?
— Я имел в виду, что ты избавился от этого чертова трупа. Ты скормил его медведям, забыл?
— Ну да, я его скормил медведям. Но я не хочу, чтобы про меня говорили, что я с ним как-то там «обращался».
— Я мог бы попросить суд обеспечить тебе охрану, но это будет зависеть от того, что ты нам сообщишь. И я мог бы поговорить с Масгрейвом: может быть, удастся провести тебя по программе защиты свидетелей.
Брессар уставился в пол и выругался.
— Я же говорю, я никого не убивал. В прошлое воскресенье, часов в девять утра, мы с женой завтракали. Тут звонят в дверь. Жена идет открыть — но там уже никого нет, а в щели торчит толстый конверт. На нем написано, что он — мне, лично. Больше на нем ничего нет. Я его открываю, а там пять тысяч долларов наличными. И записка.
— И что в этой записке?
— Там было написано:
«Найдешь в своей старой хижине свежую приманку. Получишь еще пять тысяч, когда медведи съедят ее на обед».
— А подпись была?
— Просто «П». Буква «П». Петруччи всегда пишет, а не говорит, у него проблемы с голосом.
— Я знаю. Записка была написана от руки или напечатана?
— Напечатана. Сначала я хотел ее выкинуть, но никогда ведь не знаешь, как все повернется. Я подумал: а вдруг пригодится? — Брессар полез в карман и вынул бумажник.
— Подожди, — остановил его Кардинал. — Больше не трогай ее руками. Вытряхни ее на стол.
Брессар перевернул бумажник, и из него выпал сложенный квадратик бумаги, а также несколько монет и десяток лотерейных билетов.
Осторожно, одними ногтями, Кардинал развернул листок, не разглаживая его. Написанное почти в точности соответствовало тому, как передал это Брессар:
«В своей старой хижине найдешь свежую приманку. Когда медведи съедят ее на обед, получишь еще пять».
Вместо подписи стоял инициал «П». Похоже, напечатано было на принтере, а принтер, в отличие от пишущей машинки, идентифицировать невозможно.
— Это мог прислать кто угодно, — заметил Кардинал. — И потом, по моим сведениям, Леон Петруччи перебрался в Торонто, чтобы быть поближе к Синайской больнице.
— Ну да. И вы думаете, что это мешает ему обделывать свои дела? На свете не так много людей, которые готовы прислать мне пять тысяч и оставить взамен долбаный труп, чтобы я от него избавился. Я же вам сказал. Петруччи не разговаривает, ему нечем. Какого хрена, кто еще мог мне такое прислать?
— А может быть, ты сам это напечатал, чтобы себя выгородить?
— Черт возьми, Кардинал. Вы ничему не верите.
— Такая у меня работа — ничему не верить.
— Тогда как вы вообще живете? Как вы улицу переходите? Откуда вам знать, может, под вами провалится мостовая? В какие-то вещи приходится верить, иначе вообще незачем жить.