Вацек кивнул, закинул лопату на плечо и отошел, устроившись на безымянном могильном холмике для перекура.
Странные дела творятся на кладбище сегодня ночью, странные и непонятные. Затягиваясь жгучим табаком, смешанным с сухими травами и листьями, чтобы было побольше и покрепче, – с куревом сейчас плохо, а новый табак, посеянный на заветной деляночке среди заброшенных могилок, еще не вырос, – сторож поглядывал, как копошатся около ямы офицеры: высокий светил фонарем, а пожилой влез в разрытую могилу и что-то там делал.
И тут Вацека как молнией стукнуло – вот он, твой звонок, дурень! Нечего больше ждать, надо быстрее уходить, скрываться, бежать отсюда, поскольку этой ночкой кончилась спокойная жизнь в кладбищенской сторожке. Хотя какой там покой, разве он после появления немцев был когда-нибудь? Кто может точно сказать, что последует за визитом этих странных эсэсовцев? На хорошее даже не надейся…
Сразу вспомнилось, как вчера или позавчера, вернувшись в сторожку, он обнаружил, что в ней кто-то побывал и нашел его тайник, где лежала заветная тетрадка с планами захоронений казненных. А в ней все расписано подробно – когда, кого и где, с чертежиком и указанием примет места, чтобы потом, упаси пан Езус, не перепутать. Хотел отдать ее Вацек людям – не вечно же они будут безжалостно истреблять друга? Когда-то придет и мир, пора вспомнить погибших, зажечь на холмиках их могилок поминальные свечки…
Видно, не суждено отдать свои учеты. Листали тетрадку чужие руки, что-то в ней искали, не могилку ли хромого пана переводчика? Лежала заветная тетрадочка в тайнике совсем не так, как ее положил Вацек, а немного иначе – другой бы и внимания не обратил, но он всегда прекрасно помнит, что и как кладет, поскольку попади тетрадь к чужому, а от него к немцам, не сносить тогда кладбищенскому сторожу головы.
Нет, пришла пора исчезать. Тяжко придется, но из двух зол стоило выбрать меньшее – уже не звонок, колокол бил, призывая Вацека спасаться. Уйдет он сегодня же, этой же ночью, как только уберутся отсюда незваные гости, если, конечно, ему суждено остаться в живых…
* * *
Остаток дня Нина провела в жалкой дощатой халупе, спрятавшейся среди дровяных сараев на окраине. Оставив ее там, Волков пообещал, что, как стемнеет, за ней придут и выведут из города, переправив в лес. Назвав пароль, он ушел, сославшись на неотложные дела, и девушка осталась одна.
Время тянулось неимоверно медленно, словно тягучая патока. Одолевали мрачные раздумья, и Нина маятником ходила из угла в угол захламленного сарайчика. Утомившись, отыскала старое плетеное кресло с лопнувшими на спинке прутьями, приставила его к стене и села, с удовольствием вытянув гудевшие ноги – нервное напряжение понемногу спадало и начало клонить в сон: мозг требовал отдыха, пытался отключиться, восстановить потраченную энергию и освежиться хотя бы в коротком забытье. Но заснуть никак не удавалось: постоянно мерещились шаги за дощатыми стенками сарая, чей-то зловещий шепот, тихое звяканье оружия, и девушка в тревоге вскакивала, приникая глазом к щелям и стараясь увидеть, что делается снаружи.