Жар сменился холодом. Петр Борисович увидел собственный смутный неподвижный силуэт издалека, откуда то сверху. Во мраке он мог разглядеть свое лицо, удивительно похорошевшее. Лоб стал выше, глаже, нос заострился. Черты утончились, облагородились. Глаза были закрыты. Ворот белоснежной крахмальной сорочки аккуратно облегал шею. «Что? Что со мной?»
Ответ последовал моментально. Незнакомый голос у самого уха спокойно произнес: «Ты умер, Петр». И только после долгой паузы, наполненной изумлением, осознанием, ужасом, тот же голос вдруг насмешливо добавил: «Ты умер бы от вливания, после семи дней невыносимых мучений».
Кухню залило волной реактивного гула, ветер засвистел, надул штору, с холодильника слетели какие то бумажки, закружились. Хлопнула форточка. Петр Борисович обнаружил, что стоит в дверном проеме и держит тяжелый поднос. Рубашка под пиджаком мокрая, пот заливает глаза, от слабости дрожат колени.
— Ну, что с тобой случилось? — спросил старик, когда он вернулся наконец в кабинет.
— Ничего, — Кольт поставил поднос на венский стул, служивший журнальным столиком, и упал в кресло, — что могло случиться на кухне за десять минут?
— Тебя не было полчаса. Ты вернулся весь мокрый и бледный. Сварить кофе — не такая тяжелая работа, чтобы переутомиться и вспотеть. Мобильник у тебя выключен, телевизора и компьютера там нет, никаких плохих новостей ты узнать не мог.
— Сердце прихватило, — сказал Кольт, — я действительно переволновался сильно из за тебя. Стало быть, ты совершенно не рад, что жив, что ноги задвигались?
— Не знаю. Ноги болят, раньше я их не чувствовал. К тому же, понимаешь, я соскучился по нескольким людям. Я их люблю и очень хотел бы повидать. Они там, а я остался здесь, с тобой.
Кольт вскинул голову, прищурился.
— Ты уверен, что там возможно кого то повидать?
— Я это знаю.
— Откуда?
— Что ты хочешь услышать, Петр?
— Правду и только правду. Я прагматик и материалист.
— Сочувствую, — старик развел руками, — ничем помочь не могу. Ты кофе когда нибудь нальешь? Он остыл уже.
— Да, извини, — Кольт спокойно разлил кофе по чашкам.
Руки и колени перестали дрожать, голова больше не болела и не кружилась. Он кинул в рот маленькое шоколадное печенье, прожевал и спросил:
— Когда ты отпустишь Соню?
— Я не держу ее, она может лететь в Вуду Шам бальск хоть завтра. Но есть проблема. Я, хотя и начал передвигаться сам, но пока вряд ли могу обойтись без посторонней помощи. Капитану сиделке больше доверять не стоит. Пускать сюда нового человека совсем не хочется.
— Не вижу проблемы. С тобой останется Савельев.