— Ни в коем случае. Савельев полетит с ней.
— С какой стати? Я дам ей отличную охрану.
— Савельев полетит с ней, — повторил старик, — а здесь, со мной, останется Зубов. Ты будешь приезжать.
Я уже не такой беспомощный, нет нужды в круглосуточном дежурстве.
— У них роман, что ли? — спросил Кольт небрежно.
— Молодец, — усмехнулся старик, — снизошел, небожитель, обратил свое державное внимание на простых смертных.
— У тебя обо мне какое то пошлое, стереотипное представление. Ну, так что там у них?
— Роман. Только они сами пока об этом не догадываются.
— Он женат?
— Был. Развелся год назад. Ладно, это не наше дело. Ты вот лучше объясни, почему в тот день, когда у меня случился приступ, ты приехал так поздно?
— А ты бы хотел, чтобы я приехал раньше?
— Конечно. Что же тебя задержало?
— Переговоры с Тамерлановым.
— Вот это интересно. Давай рассказывай.
— Он предлагает вкладывать деньги в ПОЧЦ.
— Куда?
— В Партию общечеловеческих ценностей. Решил бороться за нравственность. На самом деле хочет иметь новое парламентское лобби.
Агапкин слушал, не перебивая. В конце рассказа Кольту удалось довольно живо описать, как странно, непроизвольно шевелилось лицо губернатора. Он даже попытался изобразить нечто в этом роде, сморщился, задвигал бровями, челюстями, надул щеки, энергично вытянул и втянул губы.
Старик резко одернул его.
— Прекрати! Никогда так больше не делай!
— Почему? Разве у меня плохо получается?
— У тебя получается слишком хорошо, — сказал старик, — это странно, потому что с тобой еще по настоящему не работали.
Петр Борисович не услышал. Он смеялся. Маленький актерский этюд окончательно взбодрил и развеселил его. Физиономические метаморфозы, так напугавшие его во время переговоров, теперь казались уморительным и безобидным клоунским кривлянием, а то, что произошло на кухне, — результатом нервного переутомления, и только. Кольт смеялся, дергался от смеха, стал икать.
— Прекрати! — испуганно крикнул старик.
Кольт махнул рукой, засмеялся громче. Старик вцепился в подлокотники, медленно поднялся, держась за спинку кресла, за край письменного стола, сделал несколько шагов.
— Эй, ты куда? — давясь смехом, спросил Кольт. Вид ковыляющего старика в черной шапочке и сине-белых кроссовках показался ему настолько потешным, что он чуть не задохнулся от смеха. Агапкин, пыхтя, добрался до буфета, налил воды в стакан и плеснул Кольту в лицо.
Петр Борисович вздрогнул, фыркнул, перестал смеяться, но продолжал икать. Старик вытер ему лицо платком, остаток воды насильно влил в рот и только после этого вернулся в кресло.