— Да ладно, хорошо, может, я когда и хотел, чтоб с ним что-то плохое стряслось… Не все время, конечно, а так, изредка, иногда, если меня особенно доставали. И что в этом такого? Ну работал он иногда под машиной, а я думал, что будет, если она на него свалится. Ну и что? Что здесь такого страшного?
— Как что, Джимми? Тогда твой приятель был бы убит! Ты желал ему смерти, и вот он умер. И теперь, Джимми, ты не сможешь спокойно жить дальше, пока не признаешься, пока не исповедуешься. Ты и сам знаешь, что это так. Ты просто не сможешь жить с такой ношей. Когда ты сдавал его Каплонскому, ты прекрасно понимал, что с ним случится что-то плохое. Ты отлично знал, что эти ребята не в бирюльки играют. Ты все время в гараже что-то вынюхивал, кого-то подслушивал. У тебя все время были ушки на макушке. Ты ничего не пропускал не только мимо ушей, но и мимо глаз. Ты хорошо знал, Джимми, что Каплонский и его приятели ни за что не допустят, чтобы кто-то на них стучал. Ты прекрасно отдавал себе в этом отчет. И когда ты сдал его Каплонскому, это было то же самое, что сбросить машину на голову Акопа, когда он под ней лежал, или я не прав? Ты ведь знал обо всем заранее.
Тут-то парень и раскололся:
— Я не думал, что они его убьют.
— Может быть, ты и не был в этом совершенно уверен. Но, Джимми, ты же отлично знал, какому риску его подвергаешь, ведь знал же? — Теперь, вырвав у парня признание, Санк-Марс говорил спокойнее. — Возможно, ты себе представлял, что они его изобьют до полусмерти. Потом он мог бы выжить, а мог бы умереть. Ты был готов пойти на этот риск. Ты даже представлял себе, что кто-то войдет в такой раж, что будет готов его застрелить. Эти ребятки способны на все. Ты четко понимал, на кого работаешь, правда, Джимми? Давай, встряхнись, ты же мужик, взгляни правде в лицо! Посмотри мне в глаза.
Парень сидел на стуле, его трясло, голову он опустил, но Мэтерз, сидевший за его спиной, знал, что из глаз его текут слезы, что он уже на пределе.
— Ты же знал, знал ведь? Когда ты получил от Акопа эту информацию, ты только и думал о том, как бы на него настучать. Ты не хотел этого делать, потому что ты хороший парень, но эта мысль все время вертелась у тебя в голове, она тебе спать не давала, все нутро тебе разъедала. Ты так ему завидовал, что тебе наплевать было, что это могло значить для бедняги Акопа. Ты вообще об этом не думал. У тебя от злости все в голове мутилось, от дикой зависти твоей, от уверенности в том, что несправедливо, когда у него все идет так гладко, а тебе приходится так туго. Или я не прав?