— Так ты хочешь сказать мне, что завидовал ему?
— Что?
— Не надо говорить «что», Джимми. Лучше говори: «Извините?» Или просто скажи, что не понял вопрос.
— Да, не понял.
— Ты хочешь сказать мне, Джимми, мальчик мой, что завидовал Акопу Артиняну и поэтому сдал его Каплонскому? Только думай, сынок, хорошенько, как ты мне ответишь, потому что потом я буду думать над твоими словами.
Джим Коутес заерзал на жестком стуле. Он еще не совсем проснулся.
— Да, то есть вы правы. Знаете, у Акопа было все. Он и отгулы получал, и работу делал, какая выгоднее, и обедать с боссом ходил. А кроме всего прочего, я хочу сказать, еще и в университете учился, образование получал. А мне вся паршивая работа доставалась, на меня только все кричали, чего мне было хорошего ждать? А у Акопа все было.
— За это ты Акопу и завидовал?
— Да, наверное. Вроде так оно и было.
— Ты знал, что у него было много подружек? Девчонки его любили, как ты думаешь, Джимми?
— Ну и что? Вы меня этим не удивили.
— Ты и здесь ему завидовал?
Этот вопрос поставил Джима Коутеса в тупик.
— Акоп умер, — прошептал он.
— Завидовать можно и мертвому, разве не так?
Парень кивнул в знак согласия.
— Скажи-ка мне, Джимми, одну вещь: что ты чувствовал, завидуя Акопу Артиняну? Это злило тебя, бесило? Ты думал о нем почти все время на работе? Или ты как будто был в него влюблен, Джимми, как будто ты был сам не в себе и ни о чем другом думать не мог, кроме как об этом человеке? Мне и в самом деле необходимо это знать.
Парню надо было обдумать ответ, и Санк-Марс дал ему на это время.
— Да, я думал о нем. Не всегда, конечно, то есть не очень много. Так, иногда, время от времени.
— А когда ты думал о нем, он тебя злил, может быть, или раздражал? Может быть, ты о нем плохо думал, желал ему зла? Тебе не хотелось стукнуть его или сильно пихнуть, еще как-нибудь свою злость на нем выместить?
— Нет, то есть не знаю… Может, иногда. Так, ничего серьезного, — неуверенно сказал парень.
— А тебе никогда не хотелось его убить?
— Не убивал я Акопа! — резко возразил Коутес. — Господи!
Санк-Марс напряженно смотрел на него, не отводя взгляда.
— Давай-ка, сынок, отвечай: тебе когда-нибудь хотелось его убить?
Коутес ерзал на стуле, взволнованно жестикулировал и извивался всем телом, как будто хотел с себя что-то стряхнуть. Мэтерз тем временем как завороженный наблюдал за Санк-Марсом. Он никак не мог понять, то ли его напарник и впрямь стал одержимым, то ли его свирепость и решимость были лишь блестящим спектаклем, разыгранным с единственной целью расколоть парня. Он никак не мог взять в толк, к чему должен был привести этот яростный допрос, зачем ему снова ворошить уже перепаханную землю.