Убили… Эта мысль не давала покоя Чеславу. Да, его папаша был не сахар для людишек – работать заставлял в полную меру. И пропустить мимо себя стаканчик самогона или смазливую бабенку Лех не мог. Так ведь он вдовел который год, а бабы – те зачастую и сами были не против. Пожалуй, старый Лех обходил стороной только жену Филиппа, царствие ей небесное. Хотя после того, как не стало ее, люди начали было поговаривать, что не случайно утопла в болоте, вспоминая на завалинках, как заглядывался на нее этот потаскун, старый Лех.
Так ли, иначе, а нашли отца Чеслава в лесу с простреленной грудью. Чеславу показали это место, когда приехал он домой. Барковский поговорил с Чеславом и убедил, что не стоит вмешивать полицию.
Кипела в Чеславе злоба и неудовлетворенное желание мести. Но отцы-иезуиты научили его подчинять чувства рассудку. Рассудок же говорит Чеславу, что таким, как отец, не надо быть. Как ни крутись, а от всех напастей даже под защитой пана не убережешься. Потому сказал он на сходе мужиков, что прощает того, кто грех на душу взял. Он действительно не хотел найти того, конкретного убийцу. Ему всем им хотелось отомстить, голоштанникам. Только волк не режет овец у логова своего. Благо познакомил пан с людьми из корпуса охраны пограничья, осуществлявшими «меры пацификации». И уж там пошло веселье души! Горели хаты, превращая ночи в жуткие мерцающие дни. А дни становились темными от затухавших головешек. Патронов Чеслав тоже не жалел. Прокатилась темная слава о нем по окрестностям.
– …Пошли, – окликнул Владислав.
Они были в небольшой рощице недалеко от шумевшего в кустах ключа. Молодой пан быстро отыскал нужное место и притопнул по нему ногой.
– Солнце уже вон где… Надо быстрее, – сказал он.
Чеслав скинул куртку и саперной лопаткой начал копать.
Лесной грунт был мягок и податлив. Вскоре Чеслав подал Владеку тяжелый, темно-желтой кожи саквояж, с каким обычно ходят сельские лекари.
Дорога назад оказалась длиннее. Шли не так быстро. Саквояж несли по очереди. Уже вечерело, когда вышли к реке. Вдали послышался свист. Это была граница. Они мгновенно затаились в кустах. Встреча с русскими им ни к чему. Но здесь все было спокойно. Пересвистывались на той стороне «гренцшутцены» – немецкие пограничники.
Владек сделал знак, и они осторожно пошли в сторону леса. Сейчас командование было в руках Барковского-младшего.
Лес напомнил Чеславу о Василине. Уезжал во Львов, была невзрачная, голенастая девчонка. А встретил после приезда – земля под ногами зыбкой стала. Львовские паненки перед ней, как базарные бабы перед королевой. Стал Чеслав ей вроде жениха. Он так всем объявил. Правда, она отказала, когда сватов заслал. Но это Чеслава не смутило. Никуда не денется. Кто ж в округе осмелится поспорить с ним? Даже на этой странной войне, куда он пошел за паном, не спрашивая зачем, не забывал он ни на день об этой девчонке. Рисковать не пришлось. Пан не стремился лечь костьми в окопах. А вместе с ним и Чеслав… Думал, вернется – и все станет на свои места. И вдруг голытьба дождалась своего. Пан убеждает, что ненадолго. Да, но пока немцы двинутся на холопское государство, он совсем потеряет Василинку. И что она нашла в этом заморыше?