Витя, неизвестное число, неизвестного года
Совсем ничего не болит. Даже странно — я ведь хорошо помню, как мне в голову летело ядро. И взрыв помню.
Может, я умер, и это рай?
Думаю — и пугаюсь, что эту мысль подслушает Васса. Оглядываюсь. Ни Вассы, ни Танечки рядом нет. И Женьки нет. Я сижу в очень белом кресле в углу очень белой комнаты. В противоположном углу — еще одно такое же белое кресло. На нем сидит сердитая девочка, прижав колени к подбородку.
— Ты кто? — говорю я, но звука не слышу.
Тем не менее девочка меня понимает и отвечает:
— А ты кто?
Это очень странно. Ничего не слышно, но совершенно точно знаю, что она ответила.
— Я Витя. Шевченко. Я заболел… Мы в больнице?
Девочка, кажется, обиделась еще больше.
— Ты точно больной!
Я внимательно смотрю по сторонам. Очень чисто. И никаких теней. И даже намека нет на дверь.
— Это, наверное, обкомовская больница! — догадываюсь я. — Или даже цековская!
Девочка перестала обижаться. Теперь она очень удивлена.
— А что это?
Похоже, у нее с головой не все в порядке, что ж она таких простых вещей не знает!
— Это просто сон, — говорит девочка. — Я сплю, и ты мне снишься.
— Нет, — мне обидно, что она первая про сон сообразила. — Это мой сон! А тебя я вообще не знаю!
— Ты — Ястреб? — вдруг спрашивает девочка.
— Я кто? — у меня от удивления челюсть до пола чуть не упала.
— Я знала, что ты мне приснишься, я тебе в личку написала, а ты не ответил…
— Куда написала?
Но девочка меня не слушает, она встает с кресла и начинает рассматривать комнату. Я тоже встаю. Просто по привычке. Вроде как из вежливости.
— Напиши мне, ладно? — говорит девочка, усаживается в кресло и поджимает под себя ноги.
— Это мое место, — бурчу я.
— А, — машет она рукой, — они одинаковые.
Мы молчим. Я просто не знаю, что сказать. Сажусь в свободное кресло, и через минуту глаза начинают слипаться. Никогда не думал, что можно спать во сне…
Синичка, 13 апреля неизвестного пока года
Я открыла глаза и удивилась. В комнате был странный полумрак. Вроде б и солнце где-то светит, но в комнату не попадает. Присмотрелась и поняла — на окне висят толстенные шторы, у нас сроду таких не было.
— Маааам! — позвала я.
Получилось тихо, но мама оказалась рядом мгновенно, я даже не успела понять, откуда она взялась.
— Как же ты нас напугала, господи… — мама тихо плакала и обнимала меня.
А потом отстранилась, и я увидела ее опухшие глаза и непричесанные волосы.
— Мамочка, да что ты, ну подумаешь, голова заболела…
Мама дернулась, и видно было, что слезы она сдерживает с трудом.
— Мы еле в «скорую» дозвонились, автомат во дворе сломался, папа аж к магазину бегал…