-- А что же люди? -- спросил потрясённый Иван. -- Неужели они не попытались противостоять нашествию Железной Смерти?
-- Пытались, но слишком поздно. Да и что они могли сделать, когда всё находилось в руках их "верных" помощников -- киберов и роботов? Люди давно уже отошли от управления производством, как, впрочем, и от управления вообще. Они оказались бессильны в час испытаний. Поэтому наша планета гибнет.
-- Так зачем же ты стремишься туда? Оставайся здесь. Я постараюсь помочь тебе. Квартира, и всё такое...
-- Нет, -- твёрдо сказала Улия.
-- Я должна быть там. Мои мать и отец, мои братья и сёстры, мои земляки -- все умерли там. Значит, и моё место там, на родине. Иначе я умру здесь.
-- Ты хочешь умереть?
-- Нет. Но я умру. Я знаю.
Иван не ответил. В это время поезд остановился на нужной им станции, и они вышли.
Пивнушку снесли, на её месте строился детский садик. Было часов семь, и работы на стройке уже прекратились. Колючий дождь моросил, как и пять лет назад; мокрый фундамент, частично возведённый в песчаном котловане, грустно блестел в свете неоновых фонарей. Иван почесал затылок.
-- Да-а, -- протянул он в замешательстве.
-- Дела...
-- Что случилось? -- забеспокоилась Улия.
-- Да нет, ничего особенного. Только место это найти будет трудно... Ладно, пойдём.
И Иван, пробравшись сквозь дыру в заборе на территорию стройки, смело зашагал по битому кирпичу и осколкам стекла.
Улия неотступно следовала за ним. Обойдя стройку кругом, Иван в раздумье остановился. Он вспоминал расположение "стекляшки", сопоставляя его в своей памяти с расположением нынешней стройки, но определить то место ему никак не удавалось.
-- Я знаю, где это, -- вдруг сказала Улия.
Она уверенно пошла в самый дальний угол стройплощадки, туда, где котлован был ещё свободен от фундамента и где длинная доска пересекала его, словно мост. Улия смело ступила на зыбкий конец доски и сделала первый шаг.
-- Куда ты? -- закричал Иван, бросаясь вслед девушке.
-- Это там, -- ответила Улия, ткнув пальцем в середину доски. -- Я вспомнила.
Она пошла, балансируя руками, по хлипкой опоре. Иван с замиранием сердца следил за ней. Не доходя двух шагов до середины доски, Улия остановилась и помахала Ивану рукой.
-- Счастья тебе, Иван! -- сказала она и вдруг улыбнулась. -- Прощай!..
Она сделала ещё один шаг, и в тот же миг...
...канула в небытие. Жёлтая планета, её родина, два года назад была съедена железными крысами...
октябрь, 1989 года.
Москва
На следующий день я проснулся поздно и с трудом. Следующим он был, разумеется, по отношению ко вчерашнему, а вчерашний оказался знаменателен тем, что этот тип из восемнадцатой квартиры, набивавшийся ко мне во друзья-товарищи, приволок ни с того, ни с сего полбанки настоящего контрабандного кофе (кажется, из Гондураса), прямо в дверях сунул мне его в руки (в порядке подхалимаша, я думаю), скорчился в туповатой ухмылке и прогнусавил, что, мол, кофеина в нём все сто, а не ноль целых ноль десятых, как в нашем, магазинном, пропущенном через Минпищепром. Я машинально принял подношение и также машинально захлопнул перед его мясистым носом обитую дерматином дверь. Нет, кажется "спасибо" я всё-таки сказал. Дело в том, что по телеку в тот момент "Дочки-матери" транслировали, где наш выдающийся сатирик М. Задорнов сыпал плоскими шуточками, а Алан Чумак раздавал всем присутствующим по обе стороны телеэкрана несуществующие яблоки. Нет, на яблоки я не клюнул -- не дурак всё же, кумекаю, а вот на дочек и их мамаш поглядеть охота была (особенно сцену в бассейне -- помните?). Так что того типа из восемнадцатой принимал не я, а мой автопилот; тот же автопилот сварил этот проклятый кофе, чёрт бы его побрал, по всем правилам кулинарного искусства, а расхлёбывать его пришлось, разумеется, мне. Поскольку же "Арабику" и ей подобные сорта я привык потреблять литрами, то и этот дурацкий контрабандный порошок я потребил по полной программе, а потребивши, понял, что все сто, обещанные тем типом, -- это не пустой звук, а объективная реальность, данная мне в ощущениях посредством гулко забившегося, словно рыба об лёд, сердца где-то внутри моей грудной клетки. Сердце рвалось наружу, в панике биясь о рёбра, причём рёбра мои при этом вибрировали и излучали звуковые волны достаточно широкого диапазона частот. Даже Катька, жена моя, подозрительно скосила на меня свои большущие глазищи, на секунду оторвавшись от телека, и попросила меня не греметь, а то у неё от этого