Клим Ворошилов -2/2 или три танкиста и собака (Логинов) - страница 144

— … но только добровольцы. И укрытия для них понадежнее отройте, чтобы не всякая бомба взяла. К 6.00 завтра жду доклада.

— Есть товарищ инженер-майор. Сделаем.

Точно сделает. Энтузиаст еще тот, да и взвод у него подобрался ему под стать. Кулибин на стаханове. Все делают с выдумкой, в срок, а то и ранее и часто на голом энтузиазме. Почти никакой техники, не зря же довоенная шутка про сапер: 'Один сапер, один топор, один день, один пень', на основной их инструмент намекает.

После ужина иду к себе в землянку. Ну, вот наконец-то и Сема вернулся, вижу идет… хотя скорее летит, мне навстречу. Кажется, не зря его отпустил вчера вечером. Вон какой одухотворенный мчится, как на крыльях.

А может и вправду на крыльях. Любовь, говорят, окрыляет… Я то этого уже почти не помню, в последние годы у нас с Ленкой чистая физиология была.

— Привет, Серега! — физиономия Семена лучится счастьем и неземной радостью.

Я нервно оглядываюсь. Так никто не видел.

— Здравствуй, здравствуй, конь ушастый… Смирно! Ты в армии или где? Ты на войне или на гулянке? Я кончено понимаю, что влюбленным море по… по пояс, но думать-то немного надо? Какой я тебе, млять, при всех Серега? Ты опять забыл, где мы находимся?

— Извини…те товарищ инженер- майор. Забылся, — с лица Семы сползает веселое настроение.

— Думай, прежде чем что-то делаешь. И учти на фронте расслабляться нельзя. А ты ничего вокруг не видишь, — снимаю я с него стружку на пути в землянку. Мало ли таких вот восторженных видел я в свое время. Письмо от невесты получат и идут, ничего не видя на радостях, прямо под прицел душманского бура.

— Ладно, забыли. Колись раз уж такое дело. Ну что? — спрашиваю его, когда оказываемся далеко от любопытных глаз и ушей.

— Она согласилась выйти за меня, — выпаливает радостно Сема и я одобрительно жму ему руку, добавляя: — Молодец! Совет да любовь.

— Это точно любовь. Никогда у меня такого не было, — уже забывший все обиды Сема улыбается, а я…

Я завидую ему и рад за него. Но не оставляет меня мысль, что все это непрочно, как вся наша жизнь здесь.

14 августа 1941 года. Москва.

Ничего, кажется, не изменилось в кабинете на площади Дзержинского, кроме усталости хозяина, видной при первом же взгляде. Но это нисколько не отражается на его работе, он так же целеустремленно работает с бумагами, иногда делая необходимые звонки и помечая что-то для себя.

Секретарь появился в двери бесшумно, как привидение, но хозяин кабинета сразу оторвался от бумаг и смотрел в его сторону.

— Мурашов прибыл, — доложил секретарь и получив в ответ хозяйское: 'Зовите', скрылся за дверью.