– Я ничего не боюсь, а такое маленькое ободранное существо…
– Неправда, – мягко возразила она. – Именно боишься, потому что в глубине души не так равнодушен к ней, как хочешь показать. Она тебе нравится. Значит, у тебя все же есть сердце. А значит, его можно ранить. Вот чего ты так опасаешься. Верно?
– Я уже говорил, – мрачно бросил Томас, – у меня нет сердца.
– Ты ошибаешься, Томас. – Она поднялась еще на несколько ступеней и встала перед ним. – Очень ошибаешься.
Томас заставил себя не шевелиться, хотя схватился за перила с такой силой, что побелели пальцы. Видит Бог, он не боится ни этой глупой кошки, ни Хлои – вообще никого – и докажет ей это!
– Ладно, – рявкнул он, – оставь ее здесь. Но только пока не найдешь для нее постоянного жилья.
За это безумие Томас был вознагражден самой сияющей, самой радостной, самой нежной улыбкой в мире, предназначенной лишь для него.
– Спасибо, Томас, – прошептала она, блестя полными слез глазами, и медленно, осторожно встала на ступеньку рядом с ним. Держа одной рукой котенка, она положила другую на его обнаженную грудь. Кожа Томаса мгновенно покрылась мурашками – ладони Хлои как всегда были ледяными.
– Хлоя, – укорил он, – куда ты опять подевала перчатки, черт возьми?
– Шшш, – прошептала она. – Не нужно все портить дурацкими придирками. Я так горда человеком, который мне небезразличен.
Человек, который ей небезразличен? Он?! Томас задохнулся.
– Не нужно, Худышка.
– Чего ты требуешь? Чтобы я выбросила тебя из души, из памяти? Глупый, глупый дурачок. Уже слишком поздно.
Ее губы. Замерзшие губы скользнули по его ключице.
– Я не забуду твоей доброты, Томас.
– Уж не забудь, – пробурчал он немного смягчившись, сжал ее ладонь своими и принялся растирать. – Кстати, не забудь вот еще что: я взял ее временно. Понятно?
– Конечно.
Дьявол, почему она так глазеет на него? Словно и вправду вот-вот лопнет от гордости! В груди у Томаса что-то до боли сжалось.
– Дело вовсе не в страхе, – упрямо настаивал он. – Просто я терпеть не могу кошек.
– А кого любишь?
Не в силах удержаться, он уставился на ее так и просившие поцелуев губы.
Тебя, едва не вырвалось у него, тебя! Томас опустил глаза и откашлялся.
– Никого. Может, наконец объяснишь, что такое уно и как в него играть?
Час спустя Томас стоял в кухне, глядя сверху вниз на жалкое существо.
– Иди спать, – скомандовал он. Гарольдина подняла голову и жалобно мяукнула.
– Слушай, – вздохнул Томас, – я уже накормил тебя. Дважды. И ты не голодна. Поверь, дело не в личной неприязни, но я валюсь с ног, а уснуть, пока ты тут сидишь, не могу. Так что довольно.