- Нет, нет, не беспокойтесь, я уже здоров и готов к дальнейшей борьбе за великое дело освобождения трудящихся.
- Освобождения от чего, простите?
- Ну, профессор, это уж совсем нехорошо, не знать азбучных истин. Разве вам неизвестно, что мы освободили людей от неравенства, от эксплуатации и власти денег?
- Возможно, вы мечтали освободить человека, но освободили зверя в человеке.
- А если я скажу вам, что именно зверя мы мечтали освободить? Неужели вы не понимаете, что он, зверь, единственная реальность, единственная нелицемерная правда о человеке?
- О каждом человеке? И о вас тоже?
- Обо мне? - Усы слегка задрожали, губы растянулись, но затем лицо застыло, отяжелело, отекло, даже нос стал толще, и никакого следа улыбки не осталось.
Повисла неприятная пауза, и чтобы чем то занять себя, Михаил Владимирович принялся рассматривать книги на тумбочке у кровати.
В. Стомак. «Заболевания желудочно кишечного тракта»; К. Салье. «Острые отравления, классификация ядов»; «Неврология» Штрюмпеля; тонкая брошюра Осипова «Сифилис и мозг».
Сталин держал паузу. Как всякий талантливый актер, он знал толк в паузах, умел молчать весьма выразительно.
- Увлекаетесь медициной? - спросил профессор и поднял закладку, выпавшую из «Острых отравлений».
Это была четвертушка канцелярского бланка, энергично изрисованная, сплошь покрытая причудливым орнаментом. Спирали, окружности, какие то штучки вроде лепестков или капель, в них неразборчиво вписаны слова. Михаил Владимирович успел заметить несколько раз повторенное слово «Учитель» с заглавной буквы, рядом «ТФ» и еще странный знак, похожий на перевернутый скрипичный ключ.
- Кто предупрежден, тот вооружен, - сказал Сталин.
- Вооружен против кого?
- Да хотя бы против вас, врачей.
- Зачем?
- На всякий случай. Ну вот, скажите, доктор, неужели ни разу не заползало к вам в душу искушение? Допустим, больной вам совсем не симпатичен. Плохой человек, глупый, подлый. Лежит он перед вами на столе, голый, спит крепким сном. Все его потроха наружу, и ножичек острый у вас в руке. Дрогнет рука чуть чуть, и никто ничего не заподозрит. А, доктор? Ведь бывало?
- Интересный вопрос, - Михаил Владимирович опустился на стул возле койки. - Мне приходилось лечить и оперировать разных людей. Далеко не каждый был мне лично симпатичен. Глупость я особенным пороком не считаю. Подлость? Да, пожалуй. Но даже самый отъявленный злодей мне куда симпатичней смерти. Я хорошо знаком с этой дамой и никогда на ее стороне играть не стану.
- Ха ха, - сказал Сталин и погрозил толстым пальцем, - у вас двое детей, а было трое. Старший сын умер. Владимир его звали, да?