Тюльпанов между тем замолчал, сник, рухнул в кресло, стал вяло жевать печенье.
- Да, в таком состоянии определенно нельзя оперировать, - сказал Свешников, - что с вами происходит?
- А что происходит? - Тюльпанов густо покраснел. - Что вы имеете в виду?
Михаил Владимирович не стал объяснять, допил кофе, закурил, избегая смотреть в глаза Тюльпанову, и облегченно вздохнул, когда в дверь постучали.
В операционной все было готово. Больной сидел на столе, свесив ноги. Профессор увидел сросшиеся второй и третий пальцы на левой ноге. Особая примета. Вообще весь он, Коба Сталин, состоял из «особых примет». Левая рука сантиметра на четыре короче правой. Ограниченная подвижность в области плеча. Черты простецкие, грубые. Оспины и пигментные пятна. Низкий лоб. Толстая короткая шея. Топорная работа. Но почему то лицо притягивало взгляд, врезалось в память.
«Ни с кем его не перепутаешь, - заметил про себя Михаил Владимирович, - интересно… до переворота он был вне закона, много раз бежал из ссылки, пользовался чужими паспортами. Как ему удавалось бежать и скрываться с такой внешностью? Кажется, он даже умудрялся свободно ездить за границу, на партийные съезды».
Анестезиолог подошел к Михаилу Владимировичу и шепнул:
- Отказывается от общего наркоза.
- Невозможно. Под местным я резать не буду, - громко сказал Свешников.
- Будете, - Коба уставился на профессора. Верхние и нижние веки были мясистыми, тяжелыми.
Радужка красно коричневая, с огненным отливом по краю. Зрачки вдруг показались Михаилу Владимировичу не круглыми, а прямоугольными, как у козла. Этот эффект завораживал, впрочем, длился всего мгновение. Игра тени и света.
- Я вижу, вам лучше, боль утихла. Так бывает иногда, от страха перед операцией. Хочется убежать, верно?
- Не верно. Режьте, но спать не буду под вашим ножом, - он оскалился, из под усов показались редкие прокуренные зубы. - Вы будете резать, я терпеть. Поглядим, кто кого, господин Свешников.
Михаил Владимирович затылком почувствовал, как напрягся позади него Тюльпанов, когда прозвучало плохое слово «господин».
«Азиатище шутить изволит, - печально вздохнул про себя Михаил Владимирович, - за куражом прячется страх. Он не хочет, чтобы кто то видел, как ему страшно. Даже здесь, на операционном столе, желает оставаться непроницаемым».
- Мне кажется, Иосиф Виссарионович прав, - кашлянув, вмешался Тюльпанов, - нам следует обойтись без общего наркоза, в данный момент организм Иосифа Виссарионовича ослаблен, и вполне разумно ограничиться местной анестезией.
- Спинальную, по Биру? - робко уточнил анестезиолог.