Позади склада трава и низкий кустарник отступали под натиском густой черной грязи, из которой то здесь, то там пучками вырывались травяные побеги. Эта грязевая полоса простиралась метров на десять в ширину, а затем обрывалась в отстойник, или «лагуну», — обрывалась столь внезапно, что я сперва подумал, будто берега этого отвратительного водоема не просто обтесаны человеческими руками, но еще и выложены бетонными плитами. Отстойник оказался маленьким — гораздо меньше, чем я себе представлял. Само слово «лагуна» ассоциировалось с пышностью тропиков, сочной растительностью, туманными водопадами, стаями тропических птиц, которые вдруг срываются с веток и устремляются в небо, но оказалось, что в данном случае слово «лагуна» — не более чем эвфемизм. Это был самый настоящий отстойник — по-другому не назовешь. Это была канава метров тридцати в диаметре, самая мерзкая, грязная и отвратительная, какую только можно себе представить. По берегам ее не росло ничего, кроме нескольких рваных пучков самых невзрачных колючек, — как ни странно, за единственным исключением одинокого почерневшего мангрового дерева, узловатые корни которого вились и сплетались, вырываясь на поверхность и вновь уходя под землю или в темные воды отстойника.
Когда мы подошли к отстойнику, я думал, что ботинки мои испачкаются в черной жиже, но, к моему удивлению, грязь оказалась сухой и рассыпчатой, как поверхность лунной пустыни. Однако вонь с каждым шагом все усиливалась — причем, похоже, в геометрической прогрессии — и в конце концов стала невыносимой. Как ни странно, у меня возникло такое впечатление, что вонь оказывает определенное воздействие на человеческое сознание: у меня появилась странная легкость в мыслях, а ноги едва слушались. Я растопырил руки, чтобы хоть как-то удержать равновесие.
Я опасливо поглядывал на отстойник, будто ожидая, что оттуда вот-вот вылезет чудовище и пожрет нас. Сперва я решил, что это зрительный обман, игра светотени, но оказалось, что содержимое этой канавы не просто погружено во мрак — оно и само имеет темно-коричневый цвет. Это было озеро вязкой, густо-коричневой слизи, зловонные волны которой плескались о склизкие берега. Мысли мои затуманились, и ассоциации увлекли меня в область школьной программы. Отстойник отличается от озера тем же самым, чем зомби — от живого человека. Над отстойником, как и над зомби, вьется и угрожающе жужжит рой насекомых-мутантов.
По периметру озера, неподалеку от края воды, на небольшом расстоянии друг от друга из грязи торчали металлические пруты, между которыми была натянута веревка, украшенная яркими ленточками из цветного полиэтилена, вяло трепещущими на ветру. Немного не доходя до этой ограды, Мелфорд остановился.