— Да брось, Дезире. Ну, красавица, не смотри на меня так! Ты же прекрасно понимаешь: бизнес есть бизнес. Раз уж ты работаешь с таким человеком, как Б. Б., то не должна удивляться, если такие люди, как я, время от времени позволяют себе обращаться с ним, как он того заслуживает.
Дезире только покачала головой:
— Перестань, Отто. Ты же понимаешь, что, говоря гадости о Б. Б., ты загоняешь меня в угол.
— Да, я понимаю, ты права. Преданность прежде всего. Извини, я не должен был это говорить. Обещаю, что больше ни слова не скажу о Б. Б. Но о тебе-то можно сказать пару слов?
— А без этого никак? — Она несколько смягчила выражение своего лица, сделав вид, будто уже немного выпустила пар.
Отто подошел поближе.
— Ты чересчур хороша, чтобы работать на такого человека, как Б. Б. Я хочу сказать, ты хороша не просто как сотрудник, хотя уж в этом-то я убежден. Я хочу сказать, что ты очень хороший человек.
— Серьезно? Но ведь ты, кажется, не считаешь для себя зазорным работать с Б. Б.?
Отто рассмеялся:
— Детка, я — политик. Мне уже поздно становиться хорошим. А вот тебе еще не поздно. Ведь ты такая молодая, талантливая, симпатичная девушка! Почему ты не уйдешь от него?
Вопрос поставлен ребром, и, чтобы уклониться от ответа, придется выкручиваться. У Дезире даже возникло искушение ретироваться в буквальном смысле слова — просто повернуться и уйти. Все эти прощупывания ей были сейчас совершенно ни к чему.
— Послушай, Отто, я у него в долгу. Больше мне нечего ответить на твой вопрос.
— Я знаю, что ты у него в долгу. Но сколько же можно отдавать долги? Неужели же ты задолжала ему столько, чтобы выступать пособницей в его грязных делах? И, кстати, с мальчишками тоже.
— Отто, он их воспитывает — и ничего больше. Никто тебе дурного слова не скажет о его обращении с этими детьми. Не забывай, ведь я живу в его доме: я — его ассистентка и всегда должна быть под рукой.
— Ну да, разумеется. А слухи, будто ты его любовница, всем будут только на руку. Может быть, он и не делает с мальчишками ничего такого, но, Дезире, ты же должна понимать, что он этого хочет. И неужели ты думаешь, что рано или поздно он не даст волю своим желаниям?
— И слышать ничего не хочу. Говори, что хочешь: я тебя не слушаю.
— Дезире! Я вовсе не хочу на тебя давить. Я желаю тебе только добра. Я хочу тебе помочь — потому и переживаю. Ладно, давай не будем больше о Б. Б. Давай лучше о тебе поговорим, дорогая.
— Что я слышу? Уж не хочешь ли ты пригласить меня на свидание? — спросила она, стараясь придать своей интонации игривость: меньше всего на свете ей хотелось, чтобы в голосе ее прорезались горькие или саркастические нотки.