— О какой сумме идет речь? — поинтересовалась Дезире.
— О той же, что и в прошлый раз, дорогуша.
О той же, что и в прошлый раз, — значит, о двадцати пяти тысячах долларов. Когда такие небольшие выплаты следуют одна за другой, в итоге набегает огромная сумма.
— Отто, дай-ка нам пару минут, — попросила Дезире. Она взяла Б. Б. за руку и отвела его в сторону метров на пять. — Ну и что ты думаешь?
— Я думаю, что не желаю давать ему больше ни цента.
— Естественно. Но рассуди сам: если этот законопроект пройдет, ты потом проблем не оберешься.
— Так ты что, считаешь, нужно заплатить?
— Можно и заплатить. Только четко объяснить, что это в последний раз. Нельзя допускать, чтобы он использовал тебя в качестве кормушки и приходил подоить тебя всякий раз, как ему понадобится пара баксов на карманные расходы. Все это напоминает шантаж.
Б. Б. согласно кивнул:
— Как только разберемся с этим — сразу же позвони Игроку и расскажи ему про журналиста. Пусть будут начеку. И пусть его команда заплатит, что положено, в начале той недели. Обязательно скажи ему, чтобы принес наличные.
— О'кей.
Они вернулись к Роузу, чья физиономия по-прежнему сияла как медный таз. Он стоял с таким видом, будто собирается спеть им здравицу.
— Я достану деньги к началу следующей недели, — сказал Б. Б. — Но запомни: это в последний раз.
— Да брось, приятель: ты же понимаешь, что я ничего не могу обещать.
— Мы тоже ничего не можем обещать. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я?
— Ну что ты, Б. Б., конечно.
— Я должен идти.
— Ах да, наверное, еще немного — и мальчик сам займется своим воспитанием, — съязвил Роуз напоследок.
Б. Б. вернулся в ресторан, а Дезире так и осталась стоять, опершись о его свежевымытую машину, скрестив руки на груди и глядя на Отто. Ветер нежно трепал ее русые волосы до плеч, а подбородок был слегка задран вверх. Дезире отлично знала, что при таком положении головы ее носик кажется еще острее. Дезире знала, что, если она приподнимет голову и наклонит ее вот так, вид у нее будет еще более суровый и рассерженный, а ей сейчас хотелось казаться очень сердитой. Хотя выступить против Б. Б. она пока что не была готова. Она даже не была готова сказать ему все то, что вертелось на языке. Рано или поздно это должно было кончиться, и она прекрасно отдавала себе в этом отчет, но кончать со всем именно сегодня не было никакой необходимости.
И дело было вовсе не в страхе: люди, которые никогда не встречались с Б. Б. лично, которые знали о нем только понаслышке или составили свое представление об этом человеке по тому, что знали о его деятельности, о ее масштабе и хитроумной организации, — такие люди его боялись. Но Дезире — совсем другое дело. Уж она-то его знала как облупленного. Нет, она его не боялась. Тут дело было скорее в чувстве долга — и жалости тоже. А вот Отто Роуза ей не было жаль.