— Ну ладно. — Он запустил руку в карман и вынул оттуда мои права. — Но я все равно запомнил твое имя и адрес. Так что учти: будешь рыпаться — найду тебя без проблем. Хотя не думаю, сложностей у нас с тобой не будет. И к тому же, черт возьми, одно дело подставить человека под обвинение в убийстве и совсем другое — заставить его торчать в очереди в Управлении автомобильным транспортом.
— Да уж, человек с устоявшейся системой ценностей так не поступит. — И я положил документ себе в карман.
Как ни странно, меня это успокоило: убийца вел себя относительно разумно — значит, возможно, мне не о чем беспокоиться. Хотя не верилось. То, что он не каждую секунду своей жизни проявляет кровожадность, вовсе не отменяет содеянного им убийства, а значит, и причин для беспокойства.
Я уже совсем было собрался сказать что-нибудь такое, чтобы его спровадить, как вдруг в моем сознании отчетливо всплыла одна деталь, словно его озарила фотовспышка: когда мы были там, в том страшном месте, мы все за собой убрали, но кое-что все-таки упустили.
— Вот дерьмо! — прошептал я.
Убийца приподнял бровь.
— Что такое?
— Чековая книжка! — Слова эти с хрипом вырвались из моего горла, как вороний крик. — Карен мне выписала на книги чек.
И в чековой книжке остался корешок с распиской. А в тех кварталах работал только я. Копы сразу же сообразят, кто это был.
— Да, дерьмо. — Убийца покачал головой. — А раньше ты не мог об этом подумать?
— Да нет, я, знаешь ли, как-то не был к этому готов, — взвизгнул я, — ведь я же не профессионал! А то непременно бы составил список всего, что нужно сделать.
— Да, ты прав. Прав. — Мгновение он стоял неподвижно, словно переваривая новую информацию. — Ладно, Лемюэл, надо возвращаться.
— Что? Нет, так не пойдет!
— А что делать? Придется. Потому что иначе, друг мой, ты загремишь за решетку.
— Я не хочу туда возвращаться, — пробормотал я. — Я просто не могу этого сделать.
— Хочешь, чтобы я отправился туда один? Спасать твою шкуру? Вряд ли это справедливо.
Я хотел возразить, что, для начала, это не я кокнул Ублюдка и Карен, но я представил себе, как произношу эти слова, и тут же понял, что прозвучат они смешно и нелепо. К тому же убийцам хамить не принято.
Он взглянул на меня, вскинул голову движением, каким это делает обычно олень в зоопарке молодняка,[23] и спросил:
— Я надеюсь, Лемюэл, ты меня не боишься?
Этот вопрос мог бы прозвучать странно или даже угрожающе, но было в нем что-то трогательное: убийца не хотел, чтобы я его боялся.
— Да как тебе сказать… — неуверенно начал я, сам не зная, как ему отвечать.