— Чего же вы добиваетесь? Справедливости?
— Она мне ни к чему. Я не судья, чтобы выносить приговоры.
— Что-то не похоже.
— И тем не менее это так. Меня занимает всего лишь один вопрос, и надеюсь, вы на него ответите.
Она повернула бледное лицо ко мне.
— Какой?
— Что вы почувствовали, когда поняли, что герцог погиб из-за вашей слабости?
Селия попыталась отбиться в последний раз:
— Я не убивала его.
— Разумеется. Если уж быть совсем точным, то Магайон умер, когда моя шпага вонзилась ему в сердце.
Карие глаза, казалось, стали еще темнее, приобретя поразительное сходство с бездонными провалами.
— Вы… Так это вы дрались с ним на дуэли?
— Да. Только называть то, что произошло, дуэлью, было бы наглым преувеличением. Герцог пришел в этот сад, собираясь умереть.
Баронесса опустила взгляд:
— Она обещала, что никому не будет вреда.
А вы поверили, дуве, потому что хотели поверить. Впрочем, говорящая и в самом деле не желала смертей: правителю нужны подданные, иначе какой он правитель? А дядюшка Хак был вполне счастлив и мог наслаждаться нежданно возникшей любовью еще долгие годы. С подчиненной волей? Ну и что? Каждое живое создание существует в своих пределах, и их почти невозможно преступить, потому что дальше начинается неизвестность, в которой так легко потеряться и потерять.
— И она привыкла сдерживать свои обещания, но вот беда: забыла пообещать, что будет жить вечно.
— Так она…
— Мертва.
По лицу Селии пробежали тени, о которых я бы затруднился сказать, чего в них больше, облегчения или горечи, но девушка неосознанно, а быть может, нарочно решила мне помочь:
— Ожидаете, что обрадуюсь возможности избежать расплаты? Нет, мне жаль. Жаль, что все было сделано зря.
Я посмотрел в немигающие глаза, с каждым вдохом ползущего мимо времени словно покрывающиеся вязкой тиной бесстрастия, и подумал, что любая муть, пятнающая душу, не приносится извне, а рождается внутри нас и ждет удобного момента, чтобы начать свое восхождение.
Что послужило источником отравы для Селии? Обиды детства? Разочарования отрочества? Откровения юности, возвестившей, что для рано осиротевшей провинциальной дворянки с малолетним братом на руках нет иного пути к вершинам, кроме как за широкой спиной богатого и влиятельного супруга? А миловидность южанок радует глаз лишь немногим больше двух десятков лет, потом уступая место быстрому увяданию, и стало быть, если в первую четверть века своего существования не обзаведешься покровителем, потом можно рассчитывать лишь на собственные силы.
Собственные… Пожалуй, именно на вершине этого горделиво возвышающегося холма и располагалось уязвимое место баронессы, хотя никому в голову не пришло бы считать слабостью традиционно пользующиеся уважением и восхищением качества: уверенность в себе и упорство в достижении цели.