Вышел на улицу, вздохнул с дрожью. Впереди увидел чей-то силуэт и поспешил зайти за дом. Здесь, под навесом, стояла колода для водопоя. Аббат кинулся к ней, стал торопливо мыть руки, скреб их песком. Лихорадочно соображал. Надо прислать сюда кого-нибудь, и поскорее, чтобы тела похоронили еще до того, как это вызовет подозрение.
Надо постараться выслать из города как можно больше беженцев. Куда угодно – к норманнам, в леса. Теперь это уже не имело значения. Сколько из них еще принесли оспу? Далмаций тихо застонал от ужаса. Потом весь съежился. Одежда, ему надо поскорее идти к себе, сжечь все, что на нем было. Он опасался заразы.
Люди у костров с изумлением глядели на торопливо идущего куда-то преподобного Далмация. Он шарахался от встречных, избегал тех, кто хотел его остановить.
– После, после. Обо всем поговорим после.
В своей келье в аббатстве торопливо разделся донага, сунул все в огонь. Келья наполнилась едким дымом паленой одежды. Далмаций с сожалением поглядел, как корежится его кожаный шлем. Это, конечно, не лучшая деталь доспехов, но все же он с ним прошел через столько битв. Шлем был ему как талисман.
Дверь неожиданно распахнулась, и показался епископ Гвальтельм в сопровождении монаха.
– Что происходит? Уж не пожар ли?..
Он оторопело застыл, глядя на голого аббата, мечущегося в дыму. Едва не отпрянул, когда тот подскочил к нему, но Далмаций успел схватить его за плечо, втащить в келью. Захлопнул дверь перед лицом оторопелого сопровождающего.
– Да вы просто спятили. Господи Иисусе! – вскричал Гвальтельм, больную руку которого задел Далмаций.
– Тише, отче, не бушуйте… – Далмаций склонился к самому его лицу. – Мне кажется, что в нижнем городе есть больные оспой.
Неподвижные складки кожи над бровями епископа сошлись к переносице. Казалось, он не мог вымолвить ни слова.
Далмаций начал торопливо одеваться, путаясь в складках чистой сутаны, рассказывал, говорил о том, что намерен предпринять, чтобы избежать заразы в Шартре. В дверь постучали, но озабоченные священнослужители не обратили на это внимания. Гвальтельм уже справился с собой, заговорил спокойно:
– Я слышал, что можно предохраняться от оспы, если натереть ранку жидкостью из свежей постулы выздоравливающего больного.
– Ко всем чертям! – выругался Далмаций, возясь с ремешками сандалий. – Ко всем чертям! Мы должны сделать невозможное, должны удержать распространение болезни любой ценой. Иначе Шартр достанется норманнам.
В дверь опять постучали, громче, нетерпеливее.
Далмаций выпрямился.
– Клянусь Христом на Голгофе, ваш попик опасается, как бы голый Даламаций не изнасиловал достойного епископа, – сказал он с мрачным юмором.