Ролло вновь огляделся. Покой не для невольницы, которой готовы рисковать. Эти изящные стульчики, бронзовые светильники, изразцовый пол. Его Эмма всегда так любила богатство и комфорт. Как же вышло, что оказалась на стене, где рисковала жизнью. Неужели же это все обман, и он зря остановил войско? Где же она теперь? Ему казалось, что он словно ощущает ее недавнее присутствие здесь. Свеча догорела менее, чем наполовину. Значит, она ушла лишь недавно. Куда? Взгляд его остановился на разобранной постели. Подушка смята, словно еще хранила отпечаток ее головы. Или их голов?
Ролло медленно закрыл глаза, словно стараясь скрыть от себя то, что рисовало воображение. Проклятье! Где же Эмма? Он так надеялся, что застанет ее одну, что она кинется к нему. Маленькая, перепуганная Птичка. О, он бы увел ее отсюда, он бы спас ее. От кого?
«Она могла пойти в казармы», – заявила Снэфрид. Вот это ложь! Эмма никогда не сойдет до такой низости. Чего-чего – а гордость ей присуща. Как и красота, что так пленяет любого, кто на нее посмотрит. А она так падка на лесть и на внимание мужчин.
– Ролло, нам надо уходить, – услышал он голос Лодина. – Нечего нам больше тут делать.
Он был прав. Ролло встал. Окинул взглядом покой, словно бы с сожалением. Сегодня все могло бы решиться. Он бы знал наверняка. Нет, уж лучше так, у него все еще останется надежда. В Эмму, и их любовь…
– Идем.
Но их остановил Олаф.
– Монахи возвращаются. Пусть пройдут.
Приходилось ждать. Ролло стоял, прислонясь к стене. Он все еще надеялся на какое-то чудо. Если бы она сейчас пришла!..
Снэфрид осторожно выглядывала из-за ставня. Рагнар ее больше не трогал, сел на край ложа, упершись подбородком в рукоять меча. В его прищуренных рысьих глазах мелькало что-то недоброе, когда он смотрел на финку. Увидел, как она один раз поглядела на Ролло. Взгляд долгий, зовущий. Рагнару стало приятно, что конунг даже не заметил этого.
Проклятая сука! Для нее всегда существовал только Ролло. Даже когда она приехала к нему на Луару и стала его женщиной, то вместе они были лишь тогда, когда этого хотела она. Конечно, и без нее у него были женщины. Сколько угодно. Но было в Снэфрид нечто, что его притягивало, как чарами. И он злился на ее холодность и безразличие. Один раз хотел даже побить. Опомнился лишь, когда почувствовал ее кинжал у горла. И тогда он сказал, что убьет ее. Видел презрение в ее глазах. А на другой день она уехала. Это хорошо, ибо он ее убил бы и в самом деле. И вот встретились опять – и он готов биться за нее со своими. Хотя ей и дела до этого нет.