А потом Эмма увидела на паперти собора какое-то движение, и канцлер короля Карла Геривей подвел к Ролло маленькую фигурку Гизеллы, всю в бархате и в покрывалах, в высокой короне на распущенных светлых волосах.
«Я ненавижу его, я презираю его, но, Боже Всемогущий, отчего мне так больно?»
Она увидела, как Ролло, улыбаясь, принял из рук Геривея руку принцессы, и невольно зажмурилась, спрятала лицо на груди оторопевшего Эврара.
– О, Меченый, уведи меня отсюда! Уведи!
В такой толпе это было немыслимо. И хотя Эмма так ни разу и не взглянула на паперть, где на глазах всей толпы происходило венчание, она слышала каждое слово.
– Я, Ролло, герцог Нормандский, беру тебя, Гизелла, в законные супруги, дабы иметь тебя при себе на ложе своем и у очага своего…
Эмма старалась зажать уши руками, старалась не слышать этих брачных фраз, в которых ее муж, отец ее ребенка, ее единственный Ролло отрекался от нее ради другой. «Я его ненавижу. Все, что есть во мне к нему – только ненависть».
– …и во всем этом я даю тебе клятву перед Богом и людьми.
Потом звучали клятвы Гизеллы. Слабенький голосок был отчетливо слышен в неожиданной тишине над толпой.
Потом звучал голос Франкона и, наконец: раздалось последнее – «Аминь!». Вся толпа разом вздохнула, а Эврару пришлось подхватить Эмму, ибо она потеряла сознание.
Когда она пришла в себя, то обнаружила, что лежит на узенькой кровати в комнате, которую еще недавно так спешно покинула, полная надежд и решимости. Теперь она лежала здесь же, бесчувственная и равнодушная ко всему на свете, потерявшая всякую надежду на счастье.
Отдаленный шум городского ликования звучал в ее ушах, как мутный, слитный рокот. Эмма, повернув голову, посмотрела долгим взглядом на сидевшего на табурете подле ее ложа герцога Ренье.
– Вы очень нас напугали, дорогая моя, – говорил он. – Разве честно было вам так вести себя после того, как я исполнил все ваши условия.
Герцог был прав. Он предложил ей честную сделку, он пошел ей навстречу, выполнил все условия. Более того, он предлагал ей единственный почетный выход из того позора и одиночества, в каком она оказалась. И она благодарна ему за это.
Эмма приподнялась на ложе и, протянув герцогу руку, искренне попросила прощения. Он кивнул, пожал ее пальцы. Рука у него была костистая, сухая и горячая. Он был уже немолод, и ни о каких нежных чувствах не могло быть и речи. И это хорошо. Что такое любовь? Она эфемерна. А то положение, какое предлагал ей Ренье, было даже большим, чем она могла ожидать после того, как изранилась в кровь о свои разбитые мечты.