Их долго провожала целая толпа. Наконец у крутого подъема в гору остановились. Маурин в последний раз благословил отъезжающих, люди остались стоять, и Эмма, поднимаясь по склону и оглядываясь, еще долго видела, как они махали ей вслед, делали прощальные древние жесты, предохраняющие от несчастий в пути. И сердце ее невольно сжалось. Когда-то, тоскуя здесь, в глуши, она и не подозревала, что ощутит столь неожиданную тоску, уезжая.
Она догнала едущего впереди мелита, тронула стременем его стремя. Она волновалась за оставленных здесь людей. Ведь если Гизельберт захочет мстить…
Эврар лишь покусывал ус.
– Тут я не господь бог. Не оставаться же было… Ну да ладно, не сопи. Я говорил с местными мужами, да и Маурина предупредил. Будут держать постовых на подступах. Скроются в лес, если что.
Но судьба этих людей его мало трогала. Он весь был уже мыслями в пути.
Дорога оказалась долгой. Дважды им пришлось заночевать в лесу, на третий день – в лесном селении. Эмма удивлялась, как уверенно ведет их Эврар, как хорошо знает дорогу, находя ее по каким-то неведомым ей приметам. Лишь когда они выехали к большому монастырю у реки и Эврар переговорил с настоятелем, он вроде бы помрачнел.
– Придется ехать на юг, в город Стене, где сейчас расположился двор Длинной Шеи. Говорят, он там возводит собор святого Дагоберта. Девка его какая-то там похоронена. Из прежних. А может, как говорит этот аббат, Ренье хочет возведением церкви добиться отпущения прежних грехов. Ренье постарел, сильно хворает и спешит рассчитаться с Господом за содеянное. Говорят, больно религиозен стал.
Эмма спросила, долог ли будет еще их путь. Эврар как-то неопределенно махнул рукой. Она поняла, что долог. Но не огорчилась. Дорога, новые места, новые лица, новые впечатления, даже неудобства пути уводили ее от мрачных воспоминаний о постигшем ее несчастье, не давали времени на переживания. К тому же она вскоре убедилась, что самое страшное, что могло оставить в ее теле насилие, миновало ее, она не была беременна. А значит, ей надо поскорей забыть о прошлом, думать только о дочери, о предстоящей встрече с Ренье.
Ренье решил разыскать их… Долго же она ждала этого! И в глубине ее души стала оживать неясная надежда, смутная, бесконечно далекая, что произойдут наконец в ее жизни перемены к лучшему и она перестанет быть беглянкой в собственной судьбе.
День сменялся днем, а они все еще были в пути. Эврар сознательно уводил их прочь от больших дорог. Не хотел просто неприятностей, ибо узнал, что принц Гизельберт все же смог выбраться из леса. Ничто не могло сгубить сына Ренье, даже дикие чащи.