— Очень приятно.
— Надеюсь, что и вам, Надя, приятно, — возразил Генрих. — Поверьте, безобразная сцена, за которую Вячеслав Владимирович только что извинялся, она никому не доставила удовольствия.
Надя принужденно улыбнулась.
— Заслуженная артистка Анна Антонова, — продолжал Генрих… — Выдающаяся актриса и весьма, весьма…
Аня мрачно кивнула в знак признания, но Генрих, не договорив, не давши слова и Ане, переключился на Колмогорову, как бы подведя Надю к главному. Это главное подчеркивала и неестественно ласковая интонация, и изобразившаяся специально для этого случая улыбка.
— А это Майя Игоревна. Человек, которому вы смело можете доверить все самое неприятное на душе.
Ирония Генриха не обманула Надю, она окинула женщину инстинктивным взглядом соперницы. Тяжелые бедра, которых сейчас «не носят», крупные черты лица — гордиться нечем. Пышная россыпь волос по плечам… да. Но сколько времени, хотелось бы знать, она на них тратит?
— Вы тоже в театре работаете? — спросила Надя из вежливости.
— Нет, у Майи Игоревны все репетиции на дому, — предупредил ответ Генрих.
Женщина не возразила и, как показалось Наде, не вполне даже оценила нелестный характер реплики.
Издалека, но, чудилось, со всех сторон, по петляющим закоулкам коридоров, бухал оркестр — полутона за преградами пропадали. Внезапно оркестр смолк и этим самым о себе напомнил — неожиданной, сразу тревожной тишиной. Где-то на сцене раздался неразборчивый крик.
— Господи, кто это там так? — удивилась Надя простодушно — что само по себе уже должно было явиться укором общему раздражительному несогласию, которое она ощущала вокруг себя.
— Вячеслав Владимирович, — пояснил Новосел с той же самой подозрительной сладостью.
— Он всегда так кричит?
— Всегда, — хмуро сказал Куцерь.
— Не всегда. Совсем нет. Не всегда, — хмуро сказала Антонова.
Никто не видел надобности устранить противоречие.
— А что он кричит? — спросила Надя, не изменив своему простодушию, совершенно как будто естественному, но, может статься, уже все же и чрезмерному.
— Поздно, — сказал Куцерь.
— Что?
— Поздно, кричит, — пояснил Генрих.
— Поздно! — подтвердила то же Антонова.
Наконец Надя перестала понимать, зачем они все здесь стоят, если никто не хочет говорить толком. Двусмысленные, ускользающая от понимания интонации начали ее задевать.
— Хорошо, Виктор, — сказала Майя Игоревна, возвращаясь к не известному Наде разговору, — давайте встретимся и поговорим.
Виктор осклабился.
— Не буду вас отвлекать, — Майя Игоревна кивнула и собралась уходить.
С нехорошим удивлением Генрих хмыкнул, в следующее мгновение уже готовый отпустить женщину, — и, сейчас же переменившись, дернулся вслед.